Всё, что человек производит и приводит в действие, нажито его собственным старанием и заслугами. «И тем не менее» — говорит Гёльдерлин в резком противопоставлении к этому — всё это не касается существа его житель–ствования на земле, всё это не затрагивает основы человеческого здесь–бытия. Ибо основа эта «поэтическая». Но поэзию мы понимаем сейчас как учреждающее поимено–вание богов и сущности вещей. «Поэтически жительствовать» значит находиться в присутствии богов и быть потрясенным сущностной близостью вещей. «Поэтично» само бытие в своей основе — из чего одновременно следует, что в качестве учрежденного (основанного) оно не обладает никакой заслугой, но есть дар.

Мы только знак, но невнятен смысл, Боли в нас нет, мы в изгнанье едва ль Родной язык не забыли. Затем что, если о людях Небесная распря горит, и грозно Луны проходят, глагол подъемлет И моря глубь, и реки должны Искать себе путь. Вне сомненья Только Единый. И он всегда Возможет путь обратить. Едва ль Ему нужен закон. И звучат лист и дубрава, и веют у горных Снегов. Ибо не всё Небесные могут. До бездны дойти Должно смертным. Потому и вспять оно обратилось, Эхо, С ними. Долго течет Время, но всё же свершится Истина.

Тени, тайн приюты, вам привет мой Привет вам, нивы, спящие окрест; Луна, не слышишь ты, как клевета крадется, Твой блеск жемчужный пламенит мне кровь. К вам из мира, где глупцы глумятся, Вокруг бесплотных призраков трудясь, Тот, кто не сутолоку суетного мира, Но добродетель возлюбил, бежит. Лишь с тобою здесь душа познает Ту истинную радость, счастья миг, Алтарь которого фальшивым блеском манит, И алчно ожидает новых жертв. Звёзды, выше вас она взмывает, Верша свой серафический полет, На Землю мимо вас глядит священным взором, Где в грёзах обрела себе покой... Тем, кто добродетели блаженной Открылся сердцем, золотые сны Ты посылаешь. И бессильных рук пожатье Несёшь протянутым к тебе рукам. Ведомы им муки бедных братьев; Их плачем плача - тем утешив их,- Так каждый говорит ещё: "Дан одному ль мне Весь мир? Нет, я и для других живу". Движимы не суетной гордыней, Они раздетых греют, кормят тех, Чей вопиет скелет о голоде, и образ Небесный восхищает их сердца. Благодать лежит на них. Рабов же Порока совесть жжет, и смертный страх К их ложу мягкому приник, где сладострастье Само взвивает над собою бич.