Мы только знак, но невнятен смысл, Боли в нас нет, мы в изгнанье едва ль Родной язык не забыли. Затем что, если о людях Небесная распря горит, и грозно Луны проходят, глагол подъемлет И моря глубь, и реки должны Искать себе путь. Вне сомненья Только Единый. И он всегда Возможет путь обратить. Едва ль Ему нужен закон. И звучат лист и дубрава, и веют у горных Снегов. Ибо не всё Небесные могут. До бездны дойти Должно смертным. Потому и вспять оно обратилось, Эхо, С ними. Долго течет Время, но всё же свершится Истина.

Ступает наша верапо тоненьким мосткам,а толпы напирают,треск слышен тут и там.Давно их Бог устроил,они стары как Бог.Но Сын его проверил –прочны для наших ног.

What I see not, I better see –Through Faith – my Hazel EyeHas periods of shutting –But, No lid has Memory –For frequent, all my sense obscuredI equally beholdAs someone held a light untoThe Features so beloved –And I arise – and in my Dream –Do Thee distinguished Grace –Till jealous Daylight interrupt –And mar thy perfectness –То, что не вижу – вижу лучше.Мне вера – третий глаз.Когда свои два карих закрываю,воображу на раз.Ведь зрение мне чувства затемняет,лишь веки опущу –предстанут предо мной черты любимых,тех, без кого грущу.В мечтах своих я обнимаю снова,и можно не просить.А свет дневной ревниво все испортит –лик милый исказит.

В заброшенном старом парке,склоняясь над прудом заросшим,я думал о том, что преждевода здесь была прозрачной.А почему бы сегодняей не принять свой прежнийвид? И высохшей веткойя стал подталкивать ряскук белым дренажным трубам.Меня за этой работойзастал какой-то спокойныймудрец с изборождённымпроблемами лбом. С улыбкой,таившей упрёк, он молвил:"Не жаль вам времени, что ли?Минута - вечности капля.Жизнь коротка. И разведел нет важней у пана?"Пристыженный я поплёлсяназад. И весь день я думало жизни. Потом о смерти.О Сократе. О римскомФоруме. И о башнеЭйфелевой. О бессмертьедуши. Потом о пшенице.О мамонтах и пирамидах.Но только всё понапрасну.И, вернувшись наутро,в старый парк, я увиделнад тем же прудом, заросшимпатиной зеленоватой,мудреца, чьи морщиныразгладились. Он спокойноброшенной мною веткойсобирал потихонькуряску к дренажным трубам.Вокруг шумели негромкодеревья и пели птицы

This that would greet – an hour ago –Is quaintest Distance – now –Had it a Guest from Paradise –Nor glow, would it, nor bow –Had it a notice from the NoonNor beam would it nor warm –Match me the Silver Reticence –Match me the Solid Calm –Сказал бы час назад: «Привет»,но вот ушел за край –не улыбнется, не вздохнет –что ж, ангел, забирай.Его не греет солнца луч,и день не веселит.И мне под стать такая тишь –покоя монолит.

Beauty crowds me till I dieBeauty mercy have on meBut if I expire todayLet it be in sight of thee –До смерти теснит красота.Свою признаю вину.Помилуй. Но если нет –умру у тебя на виду.

Я вытащу тебя – могила так свежа –объятия ее – не твой итог.Как руки смерти удалось разнять,никто понять не смог.

Тенистый друг – для жарких дней –найду его сама,но кто мне даст тепло душив холодный час ума?Подует ветер чуть сильней –муслин души порвет –крепки суконные сердца,ничто их не берет.Кто виноват? Неужто ткач?Сбивает с толку нить.Как тонок рая гобелен –никак не ощутить.

Лето напомнит, что шелест страницуже подходит к концу.Хочешь – не хочешь, скоро смететлисты к твоему крыльцу.Осень примерит новый убориз облаков. Потомшалью прозрачной глубоких цветовокутает вечный холм.Взгляд в размышлении жадно скользит,сдерживая слова.Красильщик деревья размалевал –нетронутая трава.Вывод такой – в лучшем случае всеиз вечности нам блеснет,ну а потом качнется и вновьв бессмертие соскользнет.

Рискованно доверить жизньпустому пузырю,что нитями потянет вверх.Но вот – уже парю.Здесь сотня гирь и шаткий пол –ловушка хоть куда,а нити-волосы тонки,но это ерунда –погибель манит в небеса.На ниточке висетьвернее чем, когда внизуобыденности сеть.

Владычество продлится, но –пока не выйдет срок.Дары придут и упорхнут –не запасешься впрок.Насколько вечны губы, чтоприльнут в рассвета часк росе, останутся в веках –когда не станет нас.

Мужчины, женщины? Но нет –лишь тени средь холмовбредут сегодня. Их поклонкак вежливость без словотносится к другим теням,а мы для них – как фон.Театр теней – наш мир для нихкак выцветший картон.

«Не был» – вот все, что скажут.Легко – с ума сойти.Возможно, потому чтослов нужных не найти.Гадаем, что всё значит.Но филология –«Бог взял его» сказали,тут поняла и я.

Могила – маленький мой дом,порядок и уют –чай заварю – по мраморнымя чашкам разолью.Мы рядом – но раздельные –теперь недолго ждать.Настанет время вечности –и нас не разорвать.

Мы проживаем большую жизнь, но та, что впереди, как больше – без краев – куда век по ней иди. И вот вы видели все – размер не умалю – но кроха сердца моего ведет его к чему-то.

Какой немыслимый пожарпылает каждый день!Привыкли люди – им теперьсмотреть на это лень.И город западный горит –и гаснет за окном.Вновь утром будет возведени снова вспыхнет он.

Все мы, ведущие земную жизнь, — и ты видишь это яснее прочих, — путники, прекрасно знающие о суровости дороги, но не знающие, где нас ждет ночлег; в этом состоянии находится абсолютно каждый, будь то щетинистый пахарь или косматый пастух, непоседливый купец или недвижный отшельник, просительный нищий или надменный богач, галльский король или римский император и, опять-таки, будь то смиренный священник или важный архидиакон, или более высокий иерарх, или достигший твоей, кардинальской ступени, или, наконец, верховный первосвященник, которому народное поклонение дало имя Папы. Все, говорю я, в равной мере путники, разве что вы стремитесь к цели по высокой и отовсюду заметной дороге, а мы по более смиренной тропе, — однако так, что еще далеко под нашими ногами движется громадное, неисчислимое множество путешествующих: они идут глубокими и темными долинами, вы острыми и каменистыми вершинами, а мы в середине, как бы среди горных склонов — разными путями, но с равной опасностью, все с одинаковой мечтой об одном завершении.

Он ел и пил алмазы слов,и дух его окреп,не помнил, что он прах земной,и план его нелеп.Он танцевал наперекорбеде и крыльев двухразмах – лишь книга – так летитраскрепощенный дух.

Это последнее чувство –опыт – как дар могил –будущего пустыня –когда уже все забыл.Смелая выставка смерти –увидишь, кто ты такой.В вечности сделаешь вывод,сам – а не кто другой.

в словах Антония содержатся удивительные вещи, о которых в дальнейшей традиции, может быть, никогда не вспоминали с такой силой.Одна из них – его постоянная мысль о познании себя как о познании божественного в себе, «бессмертного начала»; с этого, повторяет он многократно, начинается духовная жизнь. «Тот, кто познал себя, познал Бога». И поэтому «тот, кто может любить себя, любит всех».В дальнейшем о «познании себя» или «внимании себе» думали преимущественно как о распознавании и обличении в себе греховных движений. Антоний говорит и об этом, о «духе различения» и о необходимости видеть «свой позор» («Ибо тот, кто знает собственный позор, тот и стремится вновь к своей высокой чести; и кто знает свою смерть, знает и свою вечную жизнь») – но начинает с другого: с узнавания в себе первоначальной «умной сущности», «начала без конца», с необходимости «знать, что всякий грех и вина чужды природе нашей умной сущности». Тот, кто ее не узнал («не узнал себя»), и может утверждать еретические вещи (говорит он в связи с Арием) и совершать злые дела.

Всю мощь зажав в свою ладоньиду – мне бой милейсо всеми – пусть я не Давид –зато вдвойне смелей.Пращу я раскрутила, носама упала в пыль –мала – а может Голиафогромен слишком был?

Такую бабочку успейувидеть поутрув пампасах – милая – потомисчезну ли, умру?Как звезды, что горят в ночи –как специи легки –доступны только в темноте,а утром – чужаки.

Мне пробуждаться ни к чему –ведь утро лучших вновьподнять не сможет – вежливостьне прерывает снов.Но остальные – ясно – здесьсобрались под окном,чтоб добрым словом помянутьту, что забылась сном.Однажды видела восход –и захотелось мнесудьбу ушедших разделить,не мелочась в цене.Мир тих и полон до краев –но вздох не смог сдержать,весь день горел один закат,а звону – не мешать.Лишь платье выберу, потоммолитву я прочту,и дальше, пусть не без борьбы,вступаю в землю ту.

Слезами одари живых –не расточай на тех,кто мертв и больше не придет,скрываясь в темноте –с презреньем смерти неземнымони спокойно ждут,пока заботой окружишь,тех, кто остался тут.

Не скажет никогданам будущее, чтоглубинное грядущееостанется мечтой.Но если срок настал,то новость – как закон,его принятиесвершилось высоко –владычица судьбалишь телеграммы шлет,и в будущем ни в жизньне уклониться от.

Я знаю, есть такой цветок –пурпурный демократ –колибри, бабочка, пчела –напиться каждый рад.Любой способен унести –весь в золотой пыльце –как смог и сколько захотелс улыбкой на лице.Она – цветок – круглей луны,румяней орхидей,и даже сам рододендронне мог сравниться с ней.Она не ждет, когда придетиюнь во всей красесобой от ветра заслонит –и радуются все.С травой продолжится борьбаза солнце и за дерни тяжбу сладкую ведет –теснит со всех сторон.Когда наполнятся холмыпод ветром перемен,никак ей душу не кольнетревнивый элемент.Ведь полдень – целый мири провидение,державная мелодиязвучит по всей длине.И нет ее храбрей –никто не видит слез,когда ее начнетуничтожать мороз.

У солнца есть свой Желтый План –ему не помешать –капризы атмосферы – ноль,когда же снег опятькак хулиган начнет швырятьснежки ему в глазаи головы не повернет –ведь стоит приказать –Земля свой замыкает круг,и море вздыбит горб –здесь – астрономии закон.А мы, наморщив лоб,как пчелы вечно в суете –но что мы можем дать?Лишь громом мелочным греметьи бомбу оправдать.

Три раза не могла вздохнуть –три раза не забрал –дыхание смогло сломитьводы смертельный вал.Три раза волны вознесли –ловили словно мяч,кривили рожицы в лицои парус рвали с мачт.Меня тащило сотни лиг,казалось мне – умру,я созерцала сонмы лиц.Но как-то поутрузаснули волны, и дышатьне надо – смерть мила.Мой кокон луч поцеловал –я встала – и жила.

Распахнут кокон – бабочкакак леди из дверейвыходит в летний полденьвсех повидать скорей –без плана, хаотичнолетать туда-сюда –зачем лишь клевер понялвся эта ерунда.Ее красивый зонтикмелькает над жнивьем,но до крестьян нет дела –мечтает о другом –там облако подружек,там вечеринка, бал,бесцельная окружность,безумный карнавал.Цветок с пчелой работают –а этим дела нет –продолжит праздник праздностилихой кордебалет.Но вот закат подкрался –и каждый в свой черед –и бабочка, и людипогаснут в бездне вод.

Со стороны казалось, чтопереполняет насне горе, а веселый смех –по блеску мокрых глазникак не разберет чужак,где радость, а где боль.Плевать – мы искренне живем,а не играем роль.

Казалось, самый долгий час –когда пришел состав –мы ждем карету – время вдруграссердится, восставна нашу радость – золотыхбег стрелок оборвет –и даже тонкой – для секунд –не сделать оборот.Но как ни тормози – процесссвой маятник качнет,стучит, как сердце все быстрей,вверх подступать начнет.Я службу робко завершу –хоть там была любовь –и скрипочку свою возьму –вернусь на Север вновь.

Горит как пламя утро,а полдень – цвет речной,закат окрасит желтым –ну а потом – ничто –на мили вширь – все искры –горят как серебро –пребудет с нами вечнонетленное добро.

Играть среди могилнеловко – тесно тут,то яма, то бугор,а если забредутскорбящие – сердцауронят и цветы –раздавят игры нампредчувствием беды.Держись подальше – там,где весело, легко –но оглянусь, что б знать,что это – далеко.

Мы спим – и хорошо, что спим –как больно просыпаться,но раз оно играет – пусть убьет –с игрой нам не расстаться.Так в чем проблема? Здесь струится кровь –но все наоборот –мы в драме умираем – кровь уйдет,а драма не умрет.Но осторожно – растолкаем мир,и он глаза откроет,не ошибись, фантазий не будив зловещем зыбком слое –он охладит нас до гранитных стел,до имени и даты,до тех древнеегипетских значков –так продолжай – мечтай ты.

Мне мертвых жаль – погожий день –как славно просто жить –и у забора постоять,и сена накосить.Соседи старые ведутвеселый разговор,и вновь возьмутся за дела,с косой покинув двор.А им ровнехонько лежатьбез стрекота полей,без петухов и без телег,заборов, тополей.Их разместили вдалеке,чтоб им не тосковать,на ферму глядя, на людей –в подземную кровать.Ведь это чудо – не терпетьзаброшенность и страх,когда июньский сенокос,и каждый при делах.

Чьи там постельки по долам? Кто головой качал, улыбка кое-чья плыла,- никто не отвечал. Небось, не слышали меня, переспрошу-ка всё ж,- кроваткам чьим, столь небольшим, лога усеять сплошь? Там, в крошечной,- ромашка, чуть дальше, у дверей, пухлянка-невеличка,- проснуться первой ей. Вот ветреница с астрой, касатик, и звонцы, и стрига, в шали красной, и, круглолиц, нарцисс.  Меж тем, у многих люлек сновала, занята, с издревней колыбельной, баюкавшей дитя. Тсс! Эпигея вспряла! Шафран - по векам дрожь! Родора щёчкой ала, ей снятся купы рощ! Ушла, с благоговеньем, чтоб спали все, молив... Где красен лес апрелем,    разбудят их шмели.

Зачем сомненьем то терзать... СлабО, чтоб мнить... СильнО, чтоб знать,- всего-то в зыбке, а храбрясь слог чувств последний повторять себе - качая, умилясь, за ценность, будущность - страшась... Взамен лишь трепетом щемись, что тронь оно, иль что решись толкнуть мираж - и сну сбежать, и чувствам впредь меня не знать,- зачем - не скажут и придя... Учитель, в этом вся беда...

Зачем спешим... и впрямь, зачем? Куда ни полетим, равно одолеваемы бессмертием своим. От вывода отсрочки нет с начал трагичных строк, но где трудам возлечь - лишь вкрадчивый намёк. Стеной зрачкам ночь велика...

К добру Зима, чей сед восторг и значим аромат пьянённым Летом ли, Землёй, рассудкам и умам... Расплывчата как штольня, плотна как розы суть...  Словами звана строгими, да скатертью ей путь.

Бескрыльем окрылясь, душа верней взлетит, чем по указкам оперясь премудростей про птиц... Там плоти нищей мчать, где свой надзор ушёл, в электризованности чар - телесно став душой, сама себе указ... Задача так легка - отсрочить узы вроде тех на вечные века...

Сомненье - где неточно знаешь и где не знаешь точно так... При нём блистательная тьма лишь, тот не жил, кто не испытал... Зрелей сестра его, тревога,- возросшей радости ли вскрик, иль новой боли опасенье,- комар, кривящий людям лик...

А ты былья не прорастишь с утратой им корней... Вокруг и почву уплотнишь, и ставишь попрямей,   обманешь, может, целый свет,   а быль - не принялась...   Живая память - корню твердь   кедровому - алмаз. Не смочь её и умалить, коль разрастись ей дать, побегов сталью прянет вновь, сколь их не повергать...   Развеять память, тем убив,-  [рассеять, разметать...   Пока из множества ростков   ей снова не восстать.]

Нет надобности быть как зал зловещий, как с привиденьем дом - в уме есть закоулки хлеще  земных хором... Куда спокойней встреча в полночь с душой извне знобящей стычки межусобной с хозяйкой в ней. Куда спокойней прыть меж склепов, надгробий гон, чем безоружность свою встретить в углу глухом... Саму себя же из укрома страшней пугнёшь - с убийцей, спрятавшимся в доме, бьёт меньше дрожь. Вид с револьвером строя, тело задраит дверь, тень упуская за пределом - иль сверх...

Не происходит вспять блестящий тот расцвет, истоки чьи внутри лежат... Едва ударам бед алмаз настичь суметь вглуби иной земли - напастям кайл не возыметь попортить, хоть нашли...

Найдёшь ты то, примерив смерть, легчайшей отпустив, чтоб вспомнить тех, каким уйти,- без них не обойтись. Пусть что-то их займёт места, как мрамор их имён замшелый,- ввек им в рост не встать, раз выбрал новь времён... Где умираньем,- тем зови,  отступит мир,- любовь былая - явственней растёт - и вытесняет новь... И мысль о них, чиста, манит, и пошл отсрочки шик - отстать, безделиц накупив, чтоб стишить место их...

Подставь левую щеку и обрати к нему и другую. Подставь, читается, как перевод. Специальный такой, для тех кому надо только крупными буквами. Просто не отвечай тем же или станешь таким же. Если победа будет на твоей стороне, то ты будешь побежден ею даже больше твоего врага потому, что, ослепленный, будешь в неведении, что стал таким же, как он.Обрати к нему и другую - это уже надо переводить самому. По-сути переведи в другое, трасформируй, что очень непросто. Почему видно на слуху больше подставь левую, а не обрати и другую.

СКАЗКА О РЫБЕДавным-давно стая рыб собралась на совет, чтобы обсудить всем известное сказание о том, что рыбы живут и дышат благодаря одному источнику – Воде. Всё живое на земле, получая жизнь из Воды, зависит от неё. Слава Воды наполняет весь мир, она наполняет створку устрицы жемчугом, взоры тяжелых облаков милостью, пыль - плодородием. Вся земля обещала свою душу этому источнику, этому элементу, который одной каплей обновляет мир. Вода настолько обильна, что кажется, будто на нее устремлен взгляд самого Неба. Человек, так говорится в сказании, появился из единственной капли воды, и из неё возник глубокий океан всех сердец и душ.Стая рыб запуталась во всём этом и начала спорить о том, что это значит. Одна из них сказала: "Остерегитесь! Какое право у нас обесценивать словами Его Величество Воду?" Затем более оптимистичная рыба заговорила: "Но подождите! Такое разочарование, должно быть, ошибка, а если вся сказка верна?" "Нужны доказательства!" - требовала третья рыба. "Без фактов никто не знает, что правда", - воскликнула четвёртая. "Ах! Теперь я всё поняла! Всё раскрывается через интуицию, на этом Пути у мыслей меньше шансов!" - воскликнула пятая. "Это было бы здорово, друг мой, - сказала шестая рыба, - если бы у всех был, как у тебя, глаз интуиции; но, на самом деле, у них его просто нет, и всё тут". "Внутреннее состояние! Это настоящее, а не слова! - закричал другой. - Только чистая Вода удовлетворит жаждущих"."Подождите, - сказал другой делегат, - я думаю, что только Любовь может направить нас сейчас, и если у вас нет Его Любви, откажитесь от затеи и отмените нашу конференцию." Так говорили рыбы и спорили, высказывая свои мнения до тех пор, пока море не начало нагреваться от их горячих споров.И тогда из круга спорящих один из спутников вышел и прочистил горло. "Я самый приниженный и самый невежественный из всех рыб, но выслушайте меня, и если то, что я скажу, будет одобрено, то придерживайтесь этого и положите конец спорам"; так звучала его речь. "Я знаю, что в отдаленном уголке нашего моря живет древняя рыба, которая обладает мудростью, Истиной и проницательностью больше, чем какая-либо другая, но выслушайте: все ее знания и степень мудрости не происходят из написанного на бумаге или пыльных книг, потому что в ее школе (говорят), что такие моря чернил - это лишь поток блужданий, а знания, которыми она обладает, из самого сердца выходят. Она бродит по самым глубоким впадинам нашего беспредельного моря и избегает мелководья и берегов. Пойдемте к ней со своими вопросами, пусть все капли вернутся к источнику. Может быть, она разрешит нашу загадку, и тем самым все наши сердца получат покой".Этот здравый совет приободрил рыб, и все они, как один, выразили свою поддержку и новую надежду на то, что они обретут предмет своего поиска. Так они один за другим поплыли к мудрецу, их сердца были полны тревоги, глаза - слез, а путь - спешки. На их пути было множество трудностей, и успех пришел только после многочисленных страданий. Но наконец-то они нашли древнего мудреца, который был самой вершиной мудрости среди всех рыб того времени, и с поклоном представились ему в глубокой смиренности и уважении. Их представитель встал и сказал: "О, Шейх, ты, кто нашел и раскрыл секреты вселенной, загляни в наши сердца, услышь нашу мольбу ради Бога. Нам сказали, что Вода - это источник и происхождение всего, фермент всех объединений и разделений, но как это странно звучит, и как трудно это понять, ведь мы никогда не видели эту Воду, ни разу за всю свою жизнь! Мы плыли к тебе день и ночь, но из этого океана затруднений мы не нашли выхода. Не было ни малейшего следа Того, этой сказочной Воды, ни капли, которая упала бы перед нашими глазами - и, одержимые поисками, брошенные в бушующие потоки сомнений и потоки отчаяния, мы пришли к тебе как к нашей последней надежде. Не мог ли бы ты, ради Бога и благодати, проявить к нам жалость, просветить затемненные разумы рыб и показать нам эту Воду, словно благородное солнце, таким образом, чтобы облака никогда не могли скрыть его лика и не скрывали его блеск от нашего взора?"Старая рыба молчала. Она опустила подбородок медитации на грудь, пока, наконец, подняв лицо из своего общения с миром Невидимого, она заговорила: "О, рыбы! Если бы вы могли принести мне из всех существ одну вещь и только одну, которая не является Водой, тогда я мог бы раскрыть вам сущность, которую вы ищете. Но обратите внимание, что нет ничего, кроме Него! Этот бесконечный океан, который окружает нас, это Он, и мы тоже Он. Мы все вышли из Воды, и к Воде вернемся". Эти слова сотворили чудо с умами рыб. Их сердца и глаза стали настоящим морем света. Они воскликнули: "Так вот, это Он все это время искал Себя; и Он и я, и мы, и ты - все это лишь предлог, уловка и обман! Наши сомнения и вопросы возникли из-за одной причины: завеса Воды - это только Вода, ничего более. Слава Богу, наши беспокойные сомнения устранены, воображение и искаженные фантазии наконец-то исчезли. Теперь мы поняли, что все наши путешествия - это только внутреннее странствие, и в нашем море никто не плывет рядом с нами. Все, все, все - это Он!"Мораль Меньшее, большее, добро, зло,сладость и горечь -- если мы желаемвникнуть в суть вещей, мы должны обратитьсяк ее противоположности, к ее двойнику.Но знайте, что глаза нашего Творца слепы,потому что У НЕГО нет противоположного, подобного,сравнимого или похожего; и в Его Сущностивсе эти противоположности объединены в одном.Как недостаточно мы понимаем эту истину,ведь знание - это различение, и мы не можемразличать ничего, кроме двух вещей.Врата Различия закрытыединством, и если вы достигнетепостижения в Едином, то знайте,что хотя Он обладает атрибутами,Его Сущность - только одна. "Скажи: Он Один!"Шах Да‘и-йи Ширази

"...Но, продолжив чтение, я вдруг осознал, что здесь затрагивается нечто совершенно иное, касающееся взглядов отца Сильвана на взаимоотношения между идеями и практикой.На протяжении всего манускрипта он постоянно предупреждает об опасности слепой веры, слепой практики, не имеющей определённого уровня интеллектуального понимания. "От интеллекта нельзя отказаться, оставить без надзора", — пишет он — "до тех пор, пока он сам не поймёт, почему он должен быть отставлен и сможет сам теоретически с этим согласиться. А для этого, сначала в уме должно быть развито определённое отношение к необходимым идеям — посредством чистого восприятия, на протяжении длительного времени... Тогда и только тогда станет возможно приступить к следующей стадии практики. Но сначала эго должно сделаться заинтересованным в своём собственном "уничтожении"... Не обладая должным интересом и правильным отношением, человек никогда не сможет вынести эмоциональное напряжение, вызываемое смещением внутренних пластов его природы и необходимое для установления правильных взаимоотношений между эго и волей. Вместо этого, он будет отступать в бесконечном повторении былых усилий, попадая в ловушку воображения или даже скатываясь к насилию разного рода. В любом случае, дальнейший прогресс будет остановлен."~ from: Needleman, Jacob. "Lost Christiantiy" (2003)

Начатое за здравие у Гребера и Венгроу объяснение "свободы" происхождением от "дружбы" обошло вниманием очень важную смысловую дихотомию. Противоположностью дружбы является вражда в самой основе германских языков. Разница между двумя глаголами и их производными заключалась всего в одном звуке r.Если от глагола freon "дружить, любить" происходят "мир", "вольный" и "друг" - friþ, free и некогда действительное причастие настоящего времени friend, то есть "любящий", то антонимичный feon ("не любить") подразумевает не только вражду, но и обуславливает собственнические отношения. Если foe и некогда действительное причастие настоящего времени fiend означают "враг", то есть "ненавидящий" и даже "подвергающий гонениям", то у слова fee, которое теперь означает гонорар, в домонетарную эпоху было куда более приземлённое значение - это "дань", скотом или рабами, какая разница, всё равно скот, движимое имущество, которое отбирали силой или угрозой применения силы.То есть мы получаем ещё и противопоставление свободы и собственности на этом примере, который можно считать языковым отголоском перехода от общинного устройства к классовому разделению.

Участие, но без учитывания, т.е. внутренне, но в отношении внешнего.Пытайтесь и будьте безразличными внутри, а снаружи — наоборот.Выказывайте сочувствие не только, когда чувствуете симпатию, но всегда, когда должны делать выбор.Создавайте силу, управляя чувствами.Создавайте препятствия для машины; автоматические препятствия недостаточны для неотождествления.Мораль создаёт автоматические препятствия и является субъективной тренировкой.Наше знание зависит от нашего бытия и соответствует ему.Добейтесь роста или изменения бытия, тогда и знание возрастет и изменится.Вся наша нынешняя "информация" приобретена во "сне", а значит никоим образом не принадлежит нам.Наши мотивы в одном центре, наши проявления в другом.Мы используем лишь крошечную часть содержимого своих центров, остальное бесполезно растрачивается.Наши "высшие центры" необходимы для связи с высшими центрами человечества, не знающими языка низших.Внутренний круг человечества помогает нам из эгоистических соображений.Поэтому мы должны помогать им в их работе в первую очередь.Нет двух людей, которые дадут одинаковое определение чему угодно, возникающие ассоциации всегда различны.Все мы находимся на различных уровнях общей механистичности.Противостоите привычкам и смотрите на результат, особенно в компенсирующих привычках.Наблюдайте, узнавайте, контролируйте, связывайте центры.Важнее интенсивность усилия, а не потраченное время.Изучайте свою собственную машину. Это горазо лучше изучения чужих идей.Концентрация трудна из-за вмешательства эмоционального центра.Чем меньше мы понимаем, тем больше слов нам требуется.Язык создан лишь для выражения простых вещей, в нём нет доступных слов для "высших" смыслов.Сами слова необходимы, иначе мы не достигнем понимания. Но пока мы все их понимаем по разному.Чтобы реально знать хоть что-то, мы должны знать всё.Мы служим передатчиками вибраций для луны.Земля покрыта плёнкой органической жизни, баланс которой поддерживается планетами, Землёй и Луной.Органическая жизнь настолько сильна, что никто не может измениться в одиночку.Сама же Земля слишком мала, чтобы быть затронутой воздействием воли.Центры являются приёмниками различных по скорости вибраций.Воспринимаемые вибрации затрагивают их не в равной степени.Центры представляют собой приёмные и передающие станции.Чтобы прекратить блуждание мыслей, сейчас пока необходимо применять силу. Хотя есть ещё и механические способы, которые можно будет использовать позже. Наблюдение воображения помогает за счёт перенаправления энергии, используемой для фантазий, в сторону способности самонаблюдения.

скажите, есть ли у вас хороший перевод для слова amused? Нет, посмотреть в словаре я и сам могу - но дело в том, что там это в основном переходный глагол. Веселить, забавлять, развлекать, смешить итогдалие. Я не совсем об этом. Я о том, что имеется в виду, когда о человеке говорят, что он amused. Ну да, есть вариант, что ему и правда весело. Но вот я вижу, что далеко не всегда. Иной раз бывает, что персонаж что-то там сказал amused, и из контекста ясно, что он вовсе даже не весел. Более того, из контекста ясно, что это его amusement видно со стороны. Или вот тут у меня персонажа жестоко избили, но он знает, что убивать его не собирались - и он об этом говорит with faint amusement. Ну такое. В принципе, нетрудно сказать, что это такое на самом деле. Насколько я могу судить, amusement - это такая легкая, сдержанная, АДЕКВАТНАЯ эмоция, которую может себе позволить джентльмен со stiff upper lip, которому неприлично грубо ржать или валяться со смеху. Помните, как у Шварца король говорил: мол, коронованные особы не ржут, они милостиво улыбаются? Вот британскому джентльмену ржать неприлично, ему прилично to be amused. Если представить себе человека, который, слегка приподнявши бровь и усмехаясь уголками губ, говорит: "Хм, забавно..." - вот это "хм, забавно" как раз и будет amused. Но как же это нормально по-русски-то сказать, черт побери? "С улыбкой" и "усмехаясь" покрывает далеко не все варианты, а уж если это amusement в голосе слышится...