Язык не такая система, которую кто-то мог бы просто даже определить. Я считаю, что сейчас лингвистика не имеет возможности без тавтологии сказать, каким образом открытый по своему значению, т.е. допускающий разные толкования знак способен точно очертить свой предмет. В языке есть много областей, которые можно рационализировать, но в своем существе он структура, ускользающая от сознания. Язык важен своими приемами, которые интереснее чем мы можем понять не только при первом подходе, но и в конце долгих усилий.

Англійскій какъ языкъ богословія или науки — одна изъ самыхъ досадныхъ вещей, приключившихся съ человѣчествомъ. Есть, что ли, какой-то предѣлъ аналитизма, передъ которымъ остановились романскіе языки, но превзойденный англійскимъ — за которымъ предѣломъ говорить, напримѣръ, о Богѣ становится уже и глупо, и неприлично.При томъ, что классическій китайскій, дошедшій тутъ до абсолюта (въ отличіе отъ современнаго, куда менѣе корнеизолирующаго), никакой неловкости въ этомъ смыслѣ у меня не вызываетъ. Это потому, возможно, что англійскій ... очень коммуникативный, тогда какъ порядочный языкъ — онъ совсѣмъ не о томъ.

Начатое за здравие у Гребера и Венгроу объяснение "свободы" происхождением от "дружбы" обошло вниманием очень важную смысловую дихотомию. Противоположностью дружбы является вражда в самой основе германских языков. Разница между двумя глаголами и их производными заключалась всего в одном звуке r.Если от глагола freon "дружить, любить" происходят "мир", "вольный" и "друг" - friþ, free и некогда действительное причастие настоящего времени friend, то есть "любящий", то антонимичный feon ("не любить") подразумевает не только вражду, но и обуславливает собственнические отношения. Если foe и некогда действительное причастие настоящего времени fiend означают "враг", то есть "ненавидящий" и даже "подвергающий гонениям", то у слова fee, которое теперь означает гонорар, в домонетарную эпоху было куда более приземлённое значение - это "дань", скотом или рабами, какая разница, всё равно скот, движимое имущество, которое отбирали силой или угрозой применения силы.То есть мы получаем ещё и противопоставление свободы и собственности на этом примере, который можно считать языковым отголоском перехода от общинного устройства к классовому разделению.

Язык, по Гумбольдту, — живая деятельность человеческого духа, единая энергия народа, исхо­дя­щая из глубин человеческого существа и пронизывающая собой все его бытие. Язык есть не оконченное дело или вещь (Ergon — эргон»), а деятельность (Energeia — «энергейя»). В нём сосредо­то­чи­ва­ет­ся не свершение духовной жизни, но сама эта жизнь. Истинное опреде­ле­ние языка может быть только генетическим. Язык — главнейшая деятельность челове­че­ско­го духа, лежащая в основе всех других видов человеческой деятельности. Он есть сила, делающая человека человеком. Языки, по Гумбольдту, являются отображением изначальной языковой способности, заложенной в человеке в виде некоторых смутно осознаваемых принципов деятельности и актуализирующейся с помощью субъективной активности говорящего. Человек, пробуждая в себе свою языковую способность и развёртывая её в ходе языкового общения, всякий раз своими собственными усилиями создаёт сам в себе язык. Язык есть не мёртвый продукт (Erzeugtes), а созидающий процесс, порождение (Erzeugung).

Лингвистический поворот означает не просто расширение проблемного поля философии за счёт включения в него вопросов, связанных с осмыслением сущности языка, но кардинальное изменение самого типа философской рефлексии. Лингвистический поворот является одним из важных индикаторов и факторов перехода от классической философии к неклассической, от «метафизики» к «постметафизике». Как отмечает В. В. Савчук, «лингвистический поворот подразумевает, что язык стал конституирующим условием сознания, опыта и познания, что случился переход от мышления о языке к мышлению через язык»[10] (курсив Савчука. – И. Д.).