Обращенное к окружающим требование "Вы мне должны". Не к конкретному человеку, который должен конкретное нечто - ко всем. Взгляд такой - снизу и в то же время агрессивный. Дай, потому что ты мне должен. Любое благо. Безопасность, развлечение, уважение, милосердие, смысл. Откуда берется эта специфическая интенция?Стоит человеку преодолеть ее хотя бы частично, он в этом месте будто выравнивается, светлеет, исцеляется. Даже преодоление через снижение помогает - он становится четким, упругим, хищным в этом месте, свободным, как зверь. Через снижение - движение вниз, осознание: "Мне никто не должен", решение: "Я буду заботиться о себе сам". Может быть и преодоление через возвышение. Есть блага, они возникают из любви. Я вижу, что любви недостаточно, и могу это выдержать, пусть только ее будет достаточно во мне. Как один из вариантов, схема примерная, потому что мне-то преодолеть эту интенцию не удалось.Откуда она берется такая? Она очень мощная, что доказывает ее преобладание у неосознанных мертвецов. Умер некто, и бродит задержавшаяся душа по низам мира, дезориентированная, растерянная, сумрачная. Себя она не знает, ничего не хочет, только одно у нее на уме "Вы мне все должны", такой сырой, земляной, взрывной поток. Стучится в голову, требует, еще шаг в преображении, и будет голодный дух.

Психологи говорят, что это задержка личностного развития. Остается человек в детском, младенческом еще состоянии - тянется к маме, а мамы нет. Тянется, требуя - не прося же. И почему-то не растет. Ему уже тридцать лет, сорок, шестьдесят, а он все так же тянется к маме ручонками, шлепает губами, хочет молока. Взгляд все тот же - просящий, требовательный, негодующий. Но почему он не растет? Что такое происходит с большинством людей, что в душе они младенцы? Странно это. Даже если и появляется внутри какая-то взрослая надстройка, ее ффух и ветром сдуло, и остается снова голодный ребенок. Люди не вырастают. Только некоторые, изредка, при удачном алхимическом сочетании внешней трагедии и внутреннего решения. В духовном поиске. В длительной терапии.

Но все же, если все голодны и всем не хватает еды-любви, как некоторые умудряются таки повзрослеть? Ну что ты будешь делать, если голод вот он, объективен, и совершенно биологически естественно за его преодолением лезть к другим людям. Но иногда появляется центр, способный найти опору.Даже у ребенка, на самом деле, сразу есть этот центр. Другая часть, никогда не связана с социальным, с обществом, с тесным кружком обезьян на развесистых ветках. Часть эта хочет, чтобы ее оставили в покое и дали играть. Думать. Быть собой.Но никакой поддержки извне эта штука не получает.Это бессмертная штука, зачаток духа. Из нее вначале вырастает личность, а потом она одухотворяется. Ей не нужна еда и на ручки, просто не нужна, она иной природы. Парадоксально, но эта штука в тебе очень остро не нужна никому больше. Не нужна миру. Это понимание, насколько твой дух и его рост критически не нужен миру, насколько не нужен ему ты сам, - намного больше не нужен, чем ребенок маме, чем человек социуму, - когда оно приходит, оно действует очень отрезвляюще. Как ведро холодной воды. Никто, никогда, в принципе, вообще не спасет твою душу, кроме тебя. Никто не породит смыслы и блага, которым ребенок учится, подражая другим, если есть, кому подражать. Эти смыслы и блага цепляются только личностным духом, непостижимой точкой, без этой зацепки для тебя их нет - тебя для них нет.

Только если раскапывать на помойках постапокалиптической чернухи, которая настала после 2008 года, когда мир окончательно свернул туда, куда пел Летов, какие-то старые учебники по вежеству - надо иметь в виду, что писались они древними людьми с другим внутренним устройством. Те люди обретали личность, вот эту штуку особую бессмертную, не в детстве, как мы - а в лучшем случае, в глубокой старости. И не особо потому ее ценили, и не уделяли ей внимания в текстах. Они писали "надо отказаться от себя и служить другим", под отказом от себя имея в виду переход от детского эгоизма к взрослому умению принимать и дарить заботу. Если понимать "отказ от себя" как предложение выбросить в мусор свою личность, эти учебники будут прочитаны неправильно. Личность надо оставлять. Даже в недоразвитом виде, когда она еще не дух, а просто смутный образ, она все равно стоит дороже всех социальных насквозь проеденных демонами институтов. Она - процесс, понятное дело, существует, пока тянется к духу (хотя от прошлых воплощений остается четкий такой ее неразбавленный остаток, но сам по себе он бездеятельный), ну так вот пусть и тянется и извне, и изнутри, одно другое теперь дополняет.

Если бы мы только могли понять, что такое дух, мы бы гораздо сильнее, чем сейчас, почитали бы человеческое существо. Мы так мало доверяем человеку, мы так слабо в него верим, мы так мало его уважаем, мы так низко ценим возможности человека. Если бы мы только знали, что стоит за каждой сильной или слабой душой, мы бы поняли, что в ней есть все возможности, и мы бы никогда не недооценивали кого-либо и не утрачивали бы уважения к любому человеку, несмотря на всё, чего он может быть лишён; мы бы постигли, что это Создатель творит посредством всего различные формы; и всё это было задумано, подготовлено, сделано и совершено одним Существом, действующим через этот мир разнообразия.

Трудность на духовном пути — это всегда то, что приходит из нас самих. Человек не любит быть учеником, он любит быть учителем. Если бы только человек знал, что величие и совершенство великих, приходивших время от времени в этот мир, заключалось в их бытии учениками, а не в учительстве! Чем более велик учитель, тем лучшим учеником он был. Он учился у каждого: у великих и ничтожных, мудрых и глупцов, старых и молодых. Он учился у их жизней и изучал человеческую природу во всех её аспектах. Человек, обучаясь ступать по духовному пути, должен стать подобен пустой чаше, для того чтобы вино музыки и гармонии могло быть налито в его сердце.

Представьте, что здесь в комнате вместе с нами находятся некие другие присутствия — духи или призраки — не имеющие тел подобных нашим. Мы вряд ли сможем воспринимать или осознавать их. А мы осознаём сейчас наше совместное присутствие именно потому, что осознаём наши тела.Но что такое человеческое тело? Вот я привычно говорю: "моё тело”.. Но если вы остановитесь, чтобы взглянуть на "своё тело", то увидите, что сами эти слова звучат довольно странно. Кто тот я, которому принадлежит этот тело? Мы говорим так, как если бы существовали две совершенно различные вещи: я и принадлежащее мне тело, которым я владею сходным образом, как часами или парой туфель.Мы редко останавливаемся, чтобы задуматься, насколько странной является эта идея. Если это действительно моё тело, то что я с ним делаю? Как часто оно действительно является моим собственным телом — в смысле того, что я осознаю его принадлежащим себе и что я есть тот, кто им пользуется? Если мы наблюдаем, то можем увидеть, что большую часть времени наше тело живёт своею собственной жизнью. В реальности всё обстоит так, как будто существуют две совершенно различные вещи. С одной стороны занятое собственными делами тело, а с другой - я, иногда вспоминающий об этом теле. Большей частью времени я просто позволяю телу делать свою работу — типа, как оно говорит сейчас за меня, производя звуки или вибрации, которые вы слышите.Мы не привыкли задавать подобные вопросы, которым нас не учили в школе. А через какое-то время мы вообще перестаём задавать лишние вопросы и впоследствии вообще замечать, что мир этот очень странный, также как странен и сам образ нашего существования. Возможно дети осознают эту странность. Сами их вопросы показывают, что они замечают, насколько всё это странно, но мы обо всём забываем. Но если мы желаем жить полной жизнью, нужно обязательно как задавать подобные вопросы, так и настойчиво искать ответы на них. Например: "Что я имею в виду, когда говорю 'моё тело'?"Если б мы занялись этим вопросом с реальной решимостью понять, что же это на самом деле означает, мы уже могли бы пойти далеко и обнаружить себя выбирающимися из глубин непонимания. Откуда мы уверены, что не должны говорить: "Это тело есть я?" Почему я так уверен, что я именно тот, кто владеет телом, а не наоборот, что это тело владеет мной? Как часто я делаю то, что хочет мое тело, а не то, что хочу я сам?Тело человека - это загадка. Само существование тела не вызывает у нас сомнений. Мы не спрашиваем себя, является ли тело имуществом, которое мы неким образом приобрели, или же кто есть тот, кто мог его приобрести. И мы не знаем ответа на этот вопрос. Всё, что мы знаем — что наш опыт определённым образом связан с этим телом.

Язык есть орган, образующий мысль. Умственная деятельность — совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая бесследно — посредством звука речи материализуется и становится доступной для чувственного восприятия. Деятельность мышления и язык представляют поэтому неразрывное единство. В силу необходимости мышление всегда связано со звуком языка, иначе оно не достигает ясности и представление не может превратиться в понятие. Неразрывная связь мышления, органов речи и слуха с языком обусловливается первичным и необъяснимым в своей сущности устройством человеческой природы. Общность звука с мыслью сразу же бросается в глаза. Как мысль, подобно молнии, сосредоточивает всю силу представления в одном мгновении своей вспышки, так и звук возникает как четко ограниченное единство. Как мысль охватывает всю душу, так и звук обладает силой потрясать всего человека. Эта особенность звука, отличающая его от других чувственных восприятии, покоится, очевидно, на том, что слух (в отличие от других органов чувств) через посредство движения звучащего голоса получает впечатление настоящего действия, возникающего в глубине живого существа, причем в членораздельном звуке проявляет себя мыслящая сущность, а в нечленораздельном — чувствующая. Как мышление в своих человеческих отношениях есть стремление из тьмы к свету, от ограниченности к бесконечности, так и звук устремляется из груди наружу и находит замечательно подходящий для него проводник в воздухе — этом тончайшем и легчайшем из всех подвижных элементов, мнимая нематериальность которого лучше всего символизирует дух. Четкая определенность речевого звука необходима разуму для восприятия предметов. Как предметы внешнего мира, так и возбуждаемая внутренними причинами деятельность одновременно воздействуют на человека множеством своих признаков. Но разум стремится к выявлению в предметах общего, он расчленяет и соединяет и свою высшую цель видит в образовании все более и более объемлющих единств. Он воспринимает предметы в виде определенных единств и поэтому нуждается в единстве звука, чтобы представлять их. Но звук не устраняет других воздействий, которые способны оказать предметы на внешнее или внутреннее восприятие; он становится их носителем и своим индивидуальным качеством указывает на качества обозначаемого предмета, так как его индивидуальное качество всегда соответствует свойствам предмета и тем впечатлениям, которые предмет оказывает на восприятие говорящего. Вместе с тем звук допускает безграничное множество модификаций, четко выделяющихся и не сливающихся друг с другом при связях звука, что не свойственно в такой степени никакому другому чувственному восприятию. Интеллектуальная деятельность не ограничивается одним рассудком, но воздействует 96 на всего человека, и звук голоса принимает в этом большое участие. Он возникает в груди как трепетный тон, как дыхание самого бытия; помимо языка, он способен выражать боль и радость, отвращение и желание; порожденный жизнью, он вдыхает ее в чувство; подобно самому языку, он отражает вместе с обозначаемым объектом и вызываемые им чувства и во все повторяющихся актах объединяет в себе мир и человека или, иными словами, свою деятельность со своей восприимчивостью. Речевому звуку соответствует и вертикальное положение человека (в чем отказано животному); оно даже вызвано звуком. Речь не может простираться по земле, она свободно льется от уст к устам, сопровождаясь выражением взгляда и лица или жестом руки и выступая в окружении всего того, что делает человека человеком. После этих предварительных замечаний относительно соответствия звука духовным процессам мы можем детальней рассмотреть связь мышления с языком. Посредством субъективной деятельности в мышлении образуется объект. Ни один из видов представлений не образуется только как голое восприятие посредством созерцания существующего предмета. Деятельность чувств должна объединиться с внутренним духовным процессом, и лишь эта связь обусловливает возникновение представления, которое, противопоставляясь субъективному моменту, превращается в объект, но посредством нового акта восприятия опять становится субъективным. Но все это может происходить только при посредстве языка. С его помощью духовное стремление прокладывает себе путь через уста во внешний мир, и затем результат этого стремления в виде слова через слух возвращается назад. Таким образом, представление объективируется, не отрываясь в то же время от субъекта. И все это возможно лишь с помощью языка; без описанного процесса объективизации и возвращения к субъекту, совершающегося посредством языка и тогда, когда мышление происходит молча, невозможно образование понятий, а тем самым и действительного мышления. Даже и не касаясь потребностей общения людей друг с другом, можно утверждать, что язык есть обязательная предпосылка мышления и в условиях полной изоляции человека. Но в действительности язык всегда развивается только в обществе, и человек понимает себя постольку, поскольку опытом установлено, что его слова понятны также и другим. Когда мы слышим образованное нами слово в устах других, объективность его увеличивается, а субъективность при этом не испытывает никакого ущерба, так как все люди ощущают себя как единство. Более того, субъективность тоже усиливается, так как преобразованное в слово представление перестает быть исключительной принадлежностью лишь одного субъекта. Переходя к другим, оно становится общим достоянием всего человеческого рода; в этом общем достоянии каждый человек обладает своей модификацией, которая, однако, всегда нивелируется и совершенствуется индивидуальными модификациями других людей. Чем шире и оживленней общественное воздействие 97 на язык, тем более он выигрывает при прочих равных обстоятельствах.

«В каждый момент и в любой период своего развития язык… представляется человеку — в отличие от всего уже познанного и продуманного им — неисчерпаемой сокровищницей, в которой дух всегда может открыть что-то еще неведомое, а чувство — всегда по-новому воспринять что-то еще не прочувствованное. Так на деле и происходит всякий раз, когда язык перерабатывается поистине новой и великой индивидуальностью… Язык насыщен переживаниями прежних поколений и хранит их живое дыхание, а поколения эти через звуки материнского языка, которые и для нас становятся выражением наших чувств, связаны с нами национальными и родственными узами. Эта отчасти устойчивость, отчасти текучесть языка создает особое отношение между языком и поколением, которое на нем говорит».

«Язык — не просто внешнее средство общения людей, поддержания общественных связей, но заложен в самой природе человека и необходим для развития его духовных сил и формирования мировоззрения».Язык есть как бы внешнее проявление духа народов: язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное».

Сила приходит не после того, как человек поднялся по лестнице или на гору, не после того, как он чего-то добился. Собраться с силой – непременное условие самого процесса достижения; особенно это необходимо перед его началом и в продолжении. Но и после тоже. Я убеждена, что самая насущная сила проистекает от внимания к природе души и ее развития.В любом отрезке времени есть много такого, что может сломить дух и душу, – это могут быть попытки разрушить намерение или вынудить вас забыть важные вопросы – не только те, которые касаются практических сторон ситуации, но и такие, как "где душа этого дела?". Мы идем по жизни, находим точку опоры, восстанавливаем справедливость, держимся против ветра, и все это благодаря силе духа.Приток силы, что бы мы ни использовали для того, чтобы его вызвать, – слова, молитву, разные методы созерцания или другие средства, – мы получаем от высшей силы, которая обитает в центре души и в то же время значительно превышает душу. Эта высшая сила абсолютно доступна, о ней необходимо заботиться, ее необходимо питать. Хотя у нее есть много названий, ее существование – неопровержимый психологический факт.

Все, что посылает нам судьба, мы оцениваем в зависимости от расположения духа.

Целью этого мира является человек, а целью человека — это мгновение, целью тела является обретение духа, а целью духа — регулирование чувств. Целью же регулирования чувств и органов является совершенствование сердца, а целью сердца является возлюбленная.

Все люди в этом мире драгоценны, Воистину чудесны и священны. Недаром их избрал Господь единый: Дух — чистый жемчуг, плоть — из тёмной глины. Четыре — дух и сущность, ум и тело, Из коих три последних, скажем смело, Всему людскому роду сопричастны, А дух в сей тёмной плоти — луч прекрасный.

Осознанность же является не идеей а самим жизненным процессом, и чем больше осознание тела, тем меньше требуется рефлексировать, менять умственные позиции, размышлять или жить культурами, а точнее, осознанность со временем ведущая к Силе и Духу сама по себе является сильной культурой, построенной на наполненности энергией и присутствии в текущем моменте, а там дальше уже и прояления Духа идут, и природные тенденции, и родовые намерения, и многое что и не снилось мудрецам приходит в жизнь осознанного человека востребовавшего Силу..

Философия родится в жизни духа и от духовной жизни. Поэтому тот, кто желает творить ее, должен прежде всего начать духовную жизнь; он должен быть духовен. Но духовное бытие есть такое состояние, в котором душа любит божественные предметы, радуется им и творит их. Поэтому философ должен прежде быть духом и действовать в духе; и только это может дать ему подлинный предметный опыт, энергию мысли и право на знание. Ибо философия больше, чем жизнь: она есть завершение жизни; а жизнь первее философии: она есть ее источник и предмет.

Все это с очевидностью свидетельствует о том, что философия как наука, основанная на предметном опыте, не только не чужда жизни, но связана с нею глубочайшею и драгоценною связью. Настоящая, большая философия, заслуживающая своего имени и ведущая к действительной мудрости, слагается в предметном переживании и верном познавании тех ценностей, через которые самая жизнь человеческая получает свой смысл и свое значение; она исследует то, ради чего человеку и человечеству только и стоит жить на земле; и исследование это требует от исследователя подлинной жизни в предмете. Именно опыт делает философию наукой и вводит ее в глубину жизни. Ибо наука вообще невозможна вне опыта; она питается опытным переживанием предмета, его систематическим восприятием и созерцанием. Но философ вводится этою практикою именно в те предметные содержания, через которые жизнь человека есть жизнь, а не быт, не прозябание и не пресмыкание. Ибо, на самом деле, жизнь человека есть не игра естественных сил и не беспринципная борьба за существование, но творческий процесс, протекающий пред лицом Божиим и при участии божественных сил, живущих в человеке. Жить — значит сочетать, соединять подлинную ценность с подлинною силою; придавать объективно-ценному природу силы и сообщать силе значение объективной ценности и правоты; иными словами: осуществлять ценность как побеждающую силу и осуществлять силу как духовную ценность. Но именно таково призвание философии, которая исследует все в меру его божественности и тем населяет души людей божественными содержа-ниями. Вот почему она является настоящим источником великих жизненных убеждений, без которых нет и не может быть достойно? жизни для человека. Ибо нельзя иметь убеждение по приказу; не стоит иметь убеждение по суеверию или из страха; его можно иметь только по самостоятельно испытанной очевидности. И вот философия, приемля в себя предмет религии, имеет задание — открыть каждому доступ к самостоятельному испытанию очевидности в во просах высшего и последнего жизнеопределения. Этим она соблю дает автономию личного духа; но этим она соблюдает и предмет религии, преодолевая всяческий нигилизм, релятивизм и беспринципность. Поэтому предметный опыт философии есть путь, достой ный и человеческого духа, и его божественного предмета.

Философия исследует сущность самой истины, самого добра и самой красоты; она исследует, самую сущность бытия и жизни, вопрошая об их сверхчувственной первооснове; она исследует самый дух человека и природу его основных актов, воспринимающих эти предметы; она исследует право как естественный атрибут человеческого духа. Иными словами, она исследует божественную природу во всех предметах и, наконец, восходит к познанию самого Божества как единого лона и источника всего, что божественно.

философия чужда и недоступна тем, кто не знает или не чувствует различия между бытом и духом, кто исчер пывает свою жизнь бытовыми содержаниями или отдает ее нг служение технике быта. Для таких людей “не существует” ни тоге задания, которое движет философию, ни того измерения, в котором она движется и раскрывается. Быт, слепой для духа, не знает философии и не творит ее; но вправе ли он отрицать ее значение и ее возможность, отправляясь от своей слепоты? Для того чтобы жить философскими содержаниями и, тем более, для того чтобы придавать им форму мысли, человек должен иметь как бы особый орган; или, вернее, душа его должна быть достаточно глубокой для философского предмета, достаточно восприимчивой для философского содержания, достаточно утонченной для философского мышления и достаточно творческой для дела оформления. Каждое из этих свойств, каждая из этих способностей может быть присуща человеку в большей или меньшей степени; и каждая иная комбинация этих сил даст иную творческую индивидуальность. Однако душа, лишенная первой способности, т. е. совсем не живущая на той глубине, на которой впервые открывается наличность философского предмета,— окажется пораженною философской слепотой, а потому и не компетентной в вопросе о бытии, значении и жизненной силе философии

философия есть систематическое познавательное раскрытие того, что составляет самую глубокую основу жизни Сама жизнь в ее истинном смысле и содержании составляет ее источник и является ее предметом, тогда как форма ее, задание, приемы, категории, итоги — все это делает ее наукой в строгом и подлинном значении. Философия родится в жизни и от жизни, как ее необходимое и зрелое проявление; не от быта и не от животного существования, но от жизни духа, от его страдания, жажды и созерцания. И, рожденная духом, ищущим знания, она восходит к его зрелой и совершенной форме — к сознательной мысли, с ее ясностью, систематичностью и доказательностью. Философствовать значит — воистину жить и мыслью освещать и преображал сущность подлинной жизни.

Антихрист — существо Смерти, он может только копировать, но не творить, он может лгать и присваивать себе чужое. Ни о каком живом творчестве речи в Царстве Антихриста не идёт. И вот Апокалипсис, который грезится современникам — УБОГИЙ, ПРИМИТИВНЫЙ и ЛЖИВЫЙ. Это измышление, настраивающее тупые людские стада на гибель без реализации ДУХА, без того, чтобы состояться как ЧЕЛОВЕК, и подобное мышление УЖЕ СГУБИЛО РОССИЮ — потому что, то, что есть сейчас — это не Россия ещё даже близко. Это государственное образование внутри «Путешествия по пустыне», которое может продлиться и не 40 Моисеевых лет, а сильно дольше, да, именно, так как увеличились сроки жизни. ...Мне горько и дико видеть как сотни и тысячи — на более простом уровне - мужиков на полном серьёзе и даже за деньги обсуждают — «стрельнет или не стрельнет, кто выживет, будет ли Американский гиперзвук и как там наша ПВО" ЭТИ УБОГИЕ СУЩЕСТВА не написали в своей жизни ни строчки стихов, не нарисовали ни одной картины, на которую можно смотреть, не сыграли ни одной симфонии, про создать симфонию — я молчу. За этими тупорылыми обозревателями и генералами по обе стороны океана и возле Нотр-Дама, который сгорел, чтобы не смотреть на всё это позорище, и стоит с ухмылочкой тот самый АНТИХРИСТ, которого все прямо-таки заждались.Мужики, ласкающие в мыслях свои Красные кнопки, БОГ — не фраер, БОГ — он придёт и уничтожит ВАС, а не всех остальных, которых вы там приговорили. Если ваше сознание так и осталось на уровне ДЫРОЧЕК и ПАЛОЧЕК - прастите - НУЛЕЙ и ЕДИНИЦ, то вас можно оплакать и помнить, что БОГ — не фраер.Дорогие Люди в рясах, Люди в Черном, Люди Х!!!! Побойтесь БОГА, перестаньте благословлять войну, перестаньте клеймить интеллигенцию за её природную склонность ДУМАТЬ....Боже, кому я это пишу, если толпа бесплодных перед Тобой уродов собралась нас уничтожить.Россия нынешняя, в своей гигантомании, в своём неуёмном саморазрушении на уровне нации — будет отвечать за весь свой мусор в головах людей, на свалках городов и так далее., надо понимать, что нас есть за что бить!!!

Язык, по Гумбольдту, — живая деятельность человеческого духа, единая энергия народа, исхо­дя­щая из глубин человеческого существа и пронизывающая собой все его бытие. Язык есть не оконченное дело или вещь (Ergon — эргон»), а деятельность (Energeia — «энергейя»). В нём сосредо­то­чи­ва­ет­ся не свершение духовной жизни, но сама эта жизнь. Истинное опреде­ле­ние языка может быть только генетическим. Язык — главнейшая деятельность челове­че­ско­го духа, лежащая в основе всех других видов человеческой деятельности. Он есть сила, делающая человека человеком. Языки, по Гумбольдту, являются отображением изначальной языковой способности, заложенной в человеке в виде некоторых смутно осознаваемых принципов деятельности и актуализирующейся с помощью субъективной активности говорящего. Человек, пробуждая в себе свою языковую способность и развёртывая её в ходе языкового общения, всякий раз своими собственными усилиями создаёт сам в себе язык. Язык есть не мёртвый продукт (Erzeugtes), а созидающий процесс, порождение (Erzeugung).

Тело — это великий разум, великое множество с единым сознанием, война и мир, стадо и пастырь. Орудием телу служит и твой маленький разум, который называешь ты духом, брат мой, он — всего лишь орудие и игрушка великого разума — тела. «Я», — говоришь ты, гордясь этим словом. Но важнее — хотя ты и не хочешь этому верить, — гораздо важнее тело твое и великий разум его; оно не говорит «Я», а созидает его. Все, что испытывается чувством и познается умом, никогда не имеет в себе конца своего. Однако чувство и ум хотят убедить тебя в том, что они — цель и предел всех вещей: так тщеславны они. Чувство и ум всего лишь орудия и игрушки: за ними скрывается Самость. Она ищет глазами чувств и слушает ушами ума. Самость всегда прислушивается и ищет: она сравнивает, подчиняет, разрушает и завоевывает. Она господствует и повелевает даже твоим «Я». За мыслями и чувствами твоими, брат мой, стоит могущественный господин, неведомый мудрец — Самость имя ему. В твоем теле живет он, он и есть тело твое. В теле больше разума, нежели в высшей мудрости твоей. И кто знает, зачем вообще нужна телу высшая мудрость?