Вот молодое красивое создание, прямостоящее, спокойное несмотря на свои проблемы, грустное и задумчивое, на многое способное. Оно встретит понимание в сочувствии, даже не обязательно абсолютном, но тогда тем более. Встретит в сочувствии себя целиком, во всяком случае в большей мере, чем глядя в зеркало и в большей мере, чем перебирая себя умом, всегда прошлое, будущее и снящееся упустишь. Но, как у Аристотеля, этого себя, принятого другим, НЕ ЗАМЕТИТ, пока — не увидит себя всего, целым. ТОЛЬКО тогда возможна встреча с другим, и только тогда в другом можно увидеть себя. — И вот это создание, молодое, красивое, прямостоящее, уже сейчас может видеть себя, и видит, целым, всего, вполне, в смерти. Смерть экран, или сеть, или фильтр, и только смерть, равна мне.

У Руми есть притча о рабе, которого шах послал в другой город с поручением. Раб сделал множество других дел, но забыл о самом главном и единственном задании. Так и человек часто делает многое, но упускает самое важное. Зикр напоминает о том, что действительно значимо.С психологической и практической точки зрения когда человек вспоминает о главном, его проблемы отчасти теряют остроту. Это не противопоставление духовного — земному, а способ включить каждое земное проявление в целостность. Зикр помогает обрести внутреннюю устойчивость, чтобы «доплыть до берега» без катастроф. Мы называем это «главное», которое мы вспоминаем, Богом, реальностью или истиной. Когда это состояние включается, все остальное становится менее проблемным.

Мы заметили раньше, что, кроме самого мира, ничему в мире человек не может и не должен сказать последнее «да». Тут секрет способности сознания всё отражать, от всего отталкиваться. Отразить, составив себе картину, сознание может и непостижимое. Отразив, сознание осознает и Бога. Оно неуклонно возрастает, потому что может отразить всё, в чём не видит себя; и оно, конечно, не видит себя ни в одной из вещей мира, потому что могло бы узнать себя только в согласии целого — а как бы оно могло это сделать, не перестав быть собой, не отдавшись миру? Оно возникло, когда не увидело себя в мире. С тех пор оно безостановочно упрочивается, крепнет, сцепливается в коллективное сознание и становится еще более непобедимым, организует себя и весь окружающий мир, потому что в качестве коллективного способно вооружить себя всем, чем ему в каждом случае нужно себя вооружить.

«По своим обязанностям и целям все служат красоте целого, так что чего мы ужасаемся в частностях, то произведет на нас впечатление, если рассматривать его в целом… Напротив, заблуждение, привязывающее нас к одной какой-либо части мира, само по себе безобразно»

«…где достигается вершина и глубина исследования, прекращается механическое и логическое действие рассудка, наиболее легко отделимого от каждого своеобразия, и наступает процесс внутреннего восприятия и творчества», ибо «некое живое дыхание овевает целое, в нем открывается внутренний характер – измерено и описано то и другое быть не может».

Сартр, не преодолевший привычку к анализу, разделяет и экстаз на три вида: а) временной (в трех измерениях – прошлого, настоящего и будущего); б) рефлексивный (попытки бытия-для-себя мыслить себя со стороны); в) бытие-для-другого. Естественно, что при этом Истина ускользает. Если ум не свободен от привычки делить и противопоставлять, зациклен на феноменальном, на сансаре, ему не откроется Истина Бытия (Целое доступно целостному Уму). Потому и обречен дробящий ум на безысходность, что нет конца дроблению. Сартр не видит выхода из круга побед и поражений, не подозревая, что ум человеческий может его разомкнуть.

Философия спрашивает не о том, как всё устроено, а о том, что это значит, что есть мир, что он целое, что всё именно такое, какое есть, что бытие существует, а не нет его.

Понимание не после сомнения, а в своей сути одно с ним и сомнением никогда быть не перестает из-за странности первого понимаемого, целого мира, который опровергает все мнения о себе. Понимание и сомнение рождают друг друга. Только сомнение-понимание избавит человека от преступных подделок под целое, откроет, что цепь вещей имеет невидимые разрывы.

…а ещё, мышление чувствуется мне процессом непрерывным и, главное, главное - цельным: сознательное и явное только на отдельных (и весьма, похоже, небольших – как бы ни были велики) участках, основную часть своей жизни и работы оно проводит в глубине – выныривая на эти самые небольшие участки поверхности только в силу крайней необходимости: вообще-то ему и в глубине хорошо и естественно, и даже – там лучше всего. Поэтому любая мысль – во-первых, обрывок, а во-вторых – несомненная часть большого, превосходящего её и неведомого ей самой целого. - ВСЕ мысли имеют отношение друг к другу.

‘Нам очень сложно критически оценивать тот факт, что локализация личности, сознательного разума, внутри тела символична, что это всего лишь практическая условность.’

Он жил в родстве со всем огромным миром вокруг, всегда чувствуя свою с ним нераздельность, как будто бы сознавая, что эфир, из которого состоит все в мире, — един, и беспрерывно переливается, и никакая частица его не принадлежит никому постоянно: от солнца переходит она ко шмелю, от шмеля — к облаку, от облака — к ветру или воде, от воды — к птице, от птицы — к человеку, с тем чтобы от человека устремиться дальше, в свое вечное круговращение. Вот почему так легко было маленькому Насреддину понимать и шмеля, и ветер, и солнце, и ласточку; он сам был ими всеми понемногу.

«В небесах Индры, как рассказывают, есть жемчужная сеть, и жемчужины эти расположены таким образом, что посмотрев на одну из них, узришь в отражении на её поверхности все остальные. Точно также любой предмет в этом мире не просто является самим собой, но и оказывается связанным с любым другим предметом и воистину является всем остальным миром. "Во всякой пылинке — бесчисленное множество Будд"

На человеческом существовании порой лежит и отпечаток того, что можно, пожалуй, назвать отчаянием. Человек действует - читает, сердится, трудится, исследует, добивается чего-то, зарабатывает деньги - и в последнем отчаянии (иногда безотчетном) он говорит себе, что все это как целое не имеет никакого смысла и, если задается вопрос о смысле целого, то будет правильно заглушить его и отвергнуть как не имеющий ответа и потому бессмысленный". К. Ранер.https://pavel-g-m.livejournal.com/326947.html