Для людей модерна человечность — поздний ребенок, жемчужина в короне, но если вы начинаете с идеи, что человечность является состоянием сущего по умолчанию, то в итоге придете к антропологии, в которой природа и культура, люди и животные меняются местами. Идея, что америндская антропология основана на онтологическом разделении труда между душой и телом, является противоположностью того, что предполагают антропологии западные. Тело, наше материальное измерение связывает нас, людей модерна, с остальной вселенной. Наши тела сделаны из того же материала, что и звезды, растения и камни, в то время как душа — или разум, дух, культура, язык, бессознательное, Dasein и т. д. — вот что отличает нас от не-людей. Все эти элементы, включая душу, также являются тем, что отличает народ А от народа Б. Люди более или менее одинаковы на телесном уровне, а различает их культура или дух, дух в смысле Geist. Душа также отличает одного индивида от другого; существует перспектива от первого лица, которая не может быть изменена. Я мог бы поменяться с вами телами, но я не могу поменяться с вами разумом: меня больше не будет, я стану вами. Но я прекрасно могу себя представить в вашем теле и наоборот. Дух дает одну и ту же идентичность, тогда как тело дает одно подобие. Однако в америндской метафизике все работает совершенно иначе. Души одни и те же повсюду: всякое животное, растение или сущность наделены, по крайней мере потенциально, одной и той же разновидностью человекоподобной души, в основе которой лежат одни и те же атрибуты, те же наклонности, качества. Что их различает, так это различные качества и способности, заложенные в их материальных системах.

у меня бывали сны, проснувшись от которых, и явным образом «вернувшись в действительность», чувствуешь так, что словно заснул, а не проснулся. И проснувшимся ты только что был там, во сне. Но, как правило, это осознанные сны (не любые). Но критерий смазывается. Поскольку, выйдя из сна, где всё сознавал с какой-то ярко-яростной силой, ты по инерции сознаёшь и в знакомой действительности по тому же шаблону. И ощущение, что «заснул» исходит не из нутра, а как раз из окружающего мира повседневности. Эмоционально у меня такая разница ощущается как резкий переход из ясного тёплого и яркого дня в стылый и пасмурный. Но ведь ничто не мешает продолжать сознавать с той же силой всё, окружающее тебя, наяву. Однако, могу сказать, что для меня есть такое внутреннее различение, которое ближе всего к сознательности (я про то, что для меня если уж и наполнять это слово каким-то особым смыслом отличения, то как раз вот этим). Правда, даже посреди обычной суеты и круговорота, это случается вполне себе регулярно. Это такое состояние, возникающее всегда неожиданно, когда круговорот и вереница вдруг останавливаются и возникает ощущение вне времени, когда все, только что висящие на тебе задачи и устремления вдруг отвалились и больше никуда не нужно идти. И ты озираешься вокруг себя, а в уме безмолвные вопросы «как я сюда попал», «да кто же я сам», «чем я тут вообще занимаюсь», «почему я – это именно я, а не кто-либо другой». И ты даже чувствуешь себя этим вот самым почти другим. Если называть такую «остановку» сознательностью, то у меня ни разу не хватало сил «растянуть» подобное состояние нето чтобы на недельку, а и на сутки. И, опять же, возвращаясь к различению в других людях, я вполне себе догадываюсь, что подобные остановки, возможно под другиминазваниями и вопросами, случаются постоянно с каждым. И никак не смогу отличить, когда человек оказался в этом состоянии, или же одного в этом состоянии, от другого в обычном состоянии.

единственное, что является отзвуком иного бытия в нас, это наше ощущение себя самими собой, а совсем не вводящее нас в заблуждение сознание. Даже прожив целую жизнь, мы так никогда и не найдём ответа, для чего понадобилось индивидуальное ощущение себя самим собой незначительного и мало что меняющего существа в этой бескрайней вселенной безжизненных гигантских камней, вращающихся вокруг исполинских светил по относительно замкнутым элиптическим орбитам.

«Носитель. Мы – бесполые существа, живущие в своих носителях (телах). Носители и их пол очень сильно влияют на наш образ мысли, но нельзя позволять им быть главными. Они должны быть, они несут нас, но их цели и задачи должны быть чётко отделены от наших»

Раньше мешали «высшие ценности» или высшие инстанции, теперь этого нет и, значит, нет оправдания. «Впервые в истории человек на нашей планете противостоит лишь сам себе… Мы живем в мире, настолько измененном человеком, что повсюду, обращаемся ли мы с аппаратами повседневной жизни, принимаем ли приготовленную машинами пищу или пересекаем преображенный человеком ландшафт, мы снова и снова сталкиваемся со структурами, вызванными к жизни человеком, снова и снова встречаем, в известном смысле, лишь сами себя» [ 86 ]. Разве может душа человеческая смириться с превращением общества в «одну большую машину», с человеком в роли сырья? (по Ясперсу). Сама мощь техники толкает человека к самому себе, чтобы не стать ее придатком. Что же мешает – дефицит общения? А если, скажем, перескочить через время, через пару веков хотя бы, или же в нашем веке, но в другое измерение, прикоснуться к вечным мыслям, к высшему Бытию? Ведь жили же и живут рядом те, над которыми время не властно. Иди и смотри!

«Раньше я имел обыкновение погружаться в какую-либо индивидуальность, как бы концентрируя на ней весь мир; теперь же мне кажется, что все индивиды растворяются в человечестве, и единственное, чего мне недостает, так это точного определения конечной сущности. Фихтеанское абсолютное «я»… всегда было мне неприятно и непонятно, ибо оно, как я понимаю, снимало истинное «я»… Я чувствую теперь в столь многообразных видах несовершенство существа, наделенного человеческим интеллектом, и точно в таком же многообразии единство всех индивидов, что это наводит меня на мысль не о всеединстве, ибо это опять-таки неверное понятие, а о единстве, в котором исчезает любое представление о числе, любое противопоставление единства и множественности… Это единство – человечество, а человечество есть не что иное, как само «я». Я и ты, как любит говорить Якоби [ 140 ] – это совершенно одно и то же, точно так же, как я и он, я и она и все люди. Нам только кажется, будто каждая грань искусно отшлифованного зеркала представляет собой отдельное зеркальце. Когда-нибудь произойдет перемена, и это заблуждение исчезнет, и пелена упадет с глаз» [ 141 ]. С тех пор минуло почти 200 лет, а заблуждение не исчезло. Забвение оказывается сильнее памяти, если ум настроен на вечное отрицание. Но рядом пробивала себе дорогу, обходя пороги, Идея живительной мысли, способная открыть им глаза, если люди захотят увидеть ее. Сартр, как и Ницше, не верил в этот исход: «Человеческая реальность в своем бытии – реальность страдания, потому что она возникает к бытию, постоянно преследуемая прообразом полноты; она есть эта полпота и вместе с тем не может ею быть, ибо не может быть бытием-в-себе, не теряя себя как бытие-для-себя. Но природе своей реальность человека – это несчастное сознание, без всякой надежды выйти из состояния несчастья» [ 142 ]. Отсюда неверие и экзистенциальный страх, страх заглянуть в себя, и этот страх толкал к другому, лишь бы не оставаться наедине с собой, не смотреть в свои глаза.

для Сартра «проблема в том, что мы не в состоянии принять в отношении Другого внутренне непротиворечивую установку, такую, при которой Другой был бы нам открыт одновременно как субъект и как объект». И это действительно невозможно при данном типе мышления; оно, однако, не единственно возможное. Сартр подходит, наконец, к изначальной причине раздвоенного сознании, но и это делает по-своему, выделяя то, что ближе, возвращаясь на круги своя: «Из этой-то странной ситуации и проистекает, по-видимому, понятие вины и греха. Я виновен, потому что я существую перед лицом другого. Я виновен, во-первых, потому, что, будучи под взглядом другого, я претерпеваю отчуждение, я претерпеваю свою наготу как потерю, за которую мне надо нести ответственность; в том-то и состоит смысл знаменитых слов Писания: «…и узнали они, что наги». Я виновен, далее, потому, что я, в свою очередь, устремляю взгляд на другого, ибо в силу одного своего самоутверждения я конституирую другого как объект и орудие, я насылаю на него отчуждение, за которое он должен будет нести ответственность. Первородный грех, таким образом, – само мое возникновение в мире, где наличествует другой, и какими бы в конце концов ни были мои отношения с ним, они всегда будут вариацией на одну и ту же тему – тему моей виновности»

Чжуан-цзы говорит: «На другого смотрит тот, кто не видит себя». В основании субъектно-объектных отношений лежит все тот же извечный страх заглянуть в себя, в собственную бездну, потому и ищут опору и оправдание в другом. Но, притязая на другого, притязаешь на себя, и нет этому конца.

Сартр сам доказывает это, загоняя субъект в замкнутый круг, так что «я» и «ты» – «связанные одной цепью», как поет наша молодежь, чуткая к проявлениям не-свободы, – в принципе не могут быть свободны. Система взглядов Сартра естественно смыкается с категориальным набором, свидетельствующим о живучести закона господства-подчинения, властвования (архе), владения, неизбежно ведущего к отчуждению, которое лишь возрастает от борьбы с ним. «Пока я пытаюсь освободиться от засилья другого, другой пытается освободиться от моего засилья; в то время, когда я пытаюсь покорить другого, он старается покорить меня. Тут не односторонние отношения с неким объектом-в-себе, но взаимообразные и подвижные отношения… Конфликт – изначальный смысл бытия-для-другого».

Раньше, чем передо мной окажется неправ преступник, я в самом себе уже раздор. Отличие воли от себя самой означает, что я сам себе другой. Воля есть лицо, которое есть я сам. Другой во мне, так сказать, раньше меня. Он ближе ко мне чем я сам. Я себя пока еще не знаю, и это ПОКА ЕЩЕ — мое всегдашнее исходное состояние. Насколько я себя знаю, я знаю себя в другом. В это Я ДРУГОЙ СЕБЕ заранее включены уже все ДРУГИЕ.

Я впервые за много лет начал задумываться, в какие стереотипные образы хорошо попадаю я. Уже две недели смотрю на себя в зеркало и не понимаю, да что это за человек-то такой? Кто он?Когда-то давно, когда ещё занимался бизнесом и жестко не попадал в шаблон делового человека, выработал стратегию игнорирования. Не обращай внимание, кем тебя видят, просто делай своё дело и всё. Сработало, я потом так и жил. Но вот в импровизации как будто мешает. Начал замечать, что имидж у меня запущен, визуально я довольно блеклый тип. Меня видят как фигуру, только когда я начинаю говорить. Завтра у нас занятие о поиске образа, надеюсь на какое-то откровение.

Одной из основных методологических ошибок искателей духовных приключений является, если так можно выразиться, иллюзия самосовершенствования. Суть иллюзии в ошибке наблюдателя, ментальном оптическом обмане. «Само-» не нуждается в совершенствовании, так как «Я» это архетип, потолок, эталон, который стимулирует развитие формы. По факту человек не совершенствует «себя», он совершенствует ту форму, которая ограничивает и скрывает «Я» от ума. Из-за данного ограничения возникает отождествление низшего ума с тройственной  формой существования (физической-астральной-ментальной), что и приводит к идее самосовершенствования, а так же пути познания, хотя фактически мыслитель ничего не познаёт кроме материи, которая скрывает от него полноту осведомленности. Ошибка естественно имеет последствия. Искусство пути требует жертв (трансформаций), но  отождествление с формой (несовершенством) инстинктивно вынуждает охранять и оберегать эту форму от изменений. Как результат известное парадоксальное состояние, когда мыслитель и деятель постоянно пытается адаптировать «истину» под себя, а не наоборот. Происходит процесс негативного отбора смыслов и методов, что ведёт только к усилению «лунного владыки» (самости), а не его развитию. Реальный путь эволюции негативен (тут ещё одна инверсия сознания), то есть он ведёт не к познанию и накоплению положительных качеств (как это кажется на внешней стороне) а к ликвидации неведения и искоренению «грехов». Разница принципиальная, но она проявляется тогда, когда искоренение несовершенства начинает уничтожать (изживать) самость — иллюзию ума. Это естественное следствие (если смотреть на реальный процесс), но оно вызывает протест, восстание и «отступничество». Так называемый «страж порога» (мнимая сущность) в символическом смысле не выпускает путника из убежища его самомнения.

Если ученик предпринял необходимые шаги и необратимо движется вперед, отклик Ангела будет неизбежным, спонтанным и всеобъемлющим. Непосредственным и нормальным следствием будет полное стирание личного “я” в три этапа. Именно об этом говорил Иоанн Креститель: “Ему должно расти, а мне умаляться”. Когда он произносил эти слова, он говорил как ученик в преддверии Второго посвящения порога. Это оккультное возрастание и убывание изображают нам фазы Луны и, для этой планеты в целом, знак Близнецов, в котором свет одного из близнецов медленно гаснет, а интенсивность Света другого растет.

Из «Монадологии», небольшого текста — 90 нумерованных тезисов (Это №№  10-12): «Я также принимаю за бесспорную истину, что всякое сотворенное сущее подвержено изменению – а следовательно, и сотворенная монада, а также что это изменение в каждой монаде непрерывно. Из сказанного следует, что естественные изменения монад происходят в силу внутреннего принципа, поскольку внешняя причина не может оказывать влияния внутри монады. Но, кроме принципа изменения, должна существовать еще некая деталь того, что меняется (un detail de ce qui change), которая производит, так сказать, видовую определенность и разнообразие простых субстанций. Эта деталь должна обнимать множество в единстве или в простом». Почтеннейший Василий Петрович Преображенский, явно смущенный загадочной «деталью», заменил ее на «многоразличие» (что так и осталось в советском 4-томнике), потеряв, как мне кажется, важный лейбницевский смысл (да и смысл вообще): «Но кроме начала изменения необходимо должно существовать многоразличие того, что изменяется». Куно Фишер поступил тоньше: он заменил «деталь» на «субъект изменения»: «кроме принципа изменения, должен быть дан также и особенный субъект изменения» (и в скобках привел по-французски «деталь»). В помощь ему было то, что и у Лейбница в предыдущем тезисе «подвержено изменению» в оригинале звучит как «est sujet au changement».  К тому же, добросовестный Фишер сопроводил это место примечанием: Я не считаю выражение «détail de ce qui se change» смутным. Оно говорит о большем, чем об автономном изменении, и его нельзя переводить, как «особенное изменение». Ибо «ce qui se change» обозначает не изменение, а то, что изменяется, или субъект изменения. Следовательно, «détail de ce qui se change» есть особенное содержание этого субъекта, или изначальная особенность каждой монады, которая как таковая отличается от всех остальных. Выражение это обозначает, стало быть, изменяющегося индивида, или индивида, который развивается и потому соединяет в себе множество различных состояний. То, что Лейбниц именно так понимал употребленное им выражение, явствует из непосредственно следующего выражения Монадологии: «Эта деталь должна заключать множественность в единице или в простом (ce détail doit envelopper une multitude dans l’unité ou dans le simple)» Но смотрите, как интересно. Есть меняющаяся, развивающаяся монада – субъект изменения. Но Лейбниц зачем-то выделяет в ее составе особую «деталь», отвечающую за особость монады, ее субъектность и автономию. Суверенность. И никак нельзя видеть в этой «детали» свойство или отождествлять ее с самой монадой. Деталь – многоговорящее слово. У него интересная этимология: от франц. tailler – кроить, резать (тут и tailor, и талер – резаный, как на «рубль»), там и латинский корень: talea – стержень, черенок, давший в позднелатинском talio (режу). Короче: деталь Лейбница – это что-то особенное внутри монады. Что-то, дерзну сказать, вроде ее Я, эго…

в словах Антония содержатся удивительные вещи, о которых в дальнейшей традиции, может быть, никогда не вспоминали с такой силой.Одна из них – его постоянная мысль о познании себя как о познании божественного в себе, «бессмертного начала»; с этого, повторяет он многократно, начинается духовная жизнь. «Тот, кто познал себя, познал Бога». И поэтому «тот, кто может любить себя, любит всех».В дальнейшем о «познании себя» или «внимании себе» думали преимущественно как о распознавании и обличении в себе греховных движений. Антоний говорит и об этом, о «духе различения» и о необходимости видеть «свой позор» («Ибо тот, кто знает собственный позор, тот и стремится вновь к своей высокой чести; и кто знает свою смерть, знает и свою вечную жизнь») – но начинает с другого: с узнавания в себе первоначальной «умной сущности», «начала без конца», с необходимости «знать, что всякий грех и вина чужды природе нашей умной сущности». Тот, кто ее не узнал («не узнал себя»), и может утверждать еретические вещи (говорит он в связи с Арием) и совершать злые дела.

Чужой, другой всегда скрытая частица меня, и мне нет способа вернее потерять себя чем отгородиться от него, очертив себя обозримым «своим».

Доверительная интимность, какою нас трогает произведение искусства, есть вместе с тем загадочным образом сотрясение и крушение привычного. Оно не только открывает, среди радостного и грозного ужаса, старую истину ЭТО ТЫ, — оно еще и говорит нам: ТЫ ДОЛЖЕН ИЗМЕНИТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ! Я узнаю́ себя в чужой поэзии и мысли, как куколка могла бы узнать себя в бабочке: но это же я на самом деле и есть, это мои ночные видения, страхи и догадки, в которых себе самому страшно признаться, предчувствия, которым я сам еще не решился довериться, чтобы не показаться смешным, нелепым, далеким от реальности. Я узнаю́ себя в другом не каким себя знаю, а каким себя еще не видал; узнаю́ там себя не привычного, а другого. Я сам оказываюсь другой.

Я смог узнать себя другого в другом потому, что мне что-то шепнуло: tad tvam asi, это и есть ты. Я себя отныне оставляю: другому мне показали меня, что я другой. Tad tvam asi не тождество, а неравенство меня себе самому или неравенство того другого, которого я думал что знаю, ему же, которого я теперь узнал.Я узнаю́ себя в другом такого, каким себя не знал, пока некий голос не сказал мне: это ты.

- А не слишком ли ограничивает тайну предположение, что мы её не знаем?..- Свобода познать тайну и есть наша свобода. Другой нет, другой и не требуется. Стать равным себе, разве нет?- Помнится, я писал этой осенью пост о различии жизнеощущения между мужчиной и женщиной. Когда этот пост мы обсуждали, то я мельком упомянул, что мужчина строится по внутреннему, тогда как женщина — по внешнему. К этому надо приплюсовать то соображение, что сознанию мужчины внутреннее менее доступно, чем сознанию женщины, аналогично со внешним в обратную сторону. Если это как следует обдумать и выписать, то, возможно, получится удачная отправная точка… Со временем попробую, вдруг получится удачно.Кстати, моя интуиция: мы всегда себе неравны и не должны пытаться стать себе равными. Это своего рода "двуглавость": я-сегодняшний, я-идеальный. Эти два "я" неравны, не должны быть для нас равны (иначе — пропали; иначе — ошиблись). Именно это неравенство и создаёт для нас стрелку устремления. Иная сторона этой двуглавости — разделение между тем, что я раньше — может быть, не совсем удачно — назвал "внутренним разумом" и "внешним" (он — тоже наш личный, а чей же ещё…).

Насколько я могу судить, женщина более глубоко обобщает себя, расширяя своё "я" до "я/мы" включением в него ребёнка, мужа или любого иного (даже кошку). Происходит более глубокий, чем у мужчин, отказ от первоначального, основного своего "я" и образование "я/мы", в котором составные части (включая своё начальное "я") более деперсонифицированы — лишены субъектности, "самости", права на свои частные интересы (та самая "женская жертвенность"). В отличие от мужчин, женщина ко всем (включая себя), входящим в свой ближний круг (в "я/мы") относится, как к частям единого организма, его несамостоятельным "органам". На этом основании мать семейства может пожертвовать любым его членом (мужем, ребёнком, собой) для сохранения большего-целого, "я/мы". Работает "иерархия органов".Мужчина же обобщает не в единый организм, а в "стаю-договор", в которой каждый сохраняет свою субъектность, своё полноценное "я". У мужчин "я/мы" основано не на биологии, а на абстракции, на некой идее. И иерархия в данном случае не "органическая", а договорная (общаяя цель, ценности и т.п.). (Кроме само-расширительного обобщения до "я/мы", есть, конечно, и "присвоение" ("моё"), включение другого в свой круг как (неживой) вещи, с полным расчеловечиванием, отказом ему в самой возможности иметь "я", "самость".)Однако, обратной стороной женского более глубокого "органического" само-обобщения является более жёсткое деление на "свой — чужой/враг" и более полярное к ним отношение.Огрубляя: женщина проявляет милосердие расширительно, "переваривая", (эмпатически) включая в свой круг, а мужчина, милосердствуя, может стороннего и не включать в свой круг, просто помочь, в т.ч. снисходительно.Женское милосердие — более глубокое, но и более обязующее одариваемого.С жестокостью схожая картина: для женщины — если чужак/враг, то "враг должен быть уничтожен" именно как чужеродный орган/организм, а для мужчины чужак/враг — возможный партнёр в будущем, его "я" имеет ценность, и для проявления жёсткости к нему его надо предварительно "расчеловечить", обезличить до вещи, лишить права на иметь собственное "я".Женщина более глубока как в милосердии, так и в жестокости. И оба эти чувства у неё — личностные, она не проявит их походя, снисходительно, легко или отстранённо-"чёрство"

- У меня был интересный опыт... Лет в 35, или 30, уже не помню. Помню само ощущение. Вдруг я осознал, что перестал бояться небытия, которого страшился всю жизнь. То есть это ни в коем случае не что-то суицидальное было - жизнь прекрасна, и жить прекрасно, но ничего страшного в том, что меня в какой-то неожиданный момент вдруг не станет, нет. Я это ощутил всецело, даже ощутил как-то само это небытие. Кажется, параллельно (или вследствие этого осознания) был подъем творческих сил, драйва, но точно не помню. Что-то, в общем, поменялось.Где-то полгода-год спустя я это ощущение полностью потерял (опять же, заметил случайно), и все вернулось точно, как было до.А уже сильно позже, когда с возрастом пришли проблемы с шейным кровообращением, я несколько раз проощущал что такое есть животный, физиологический страх смерти. В первый раз был уверен — инфаркт-инсульт, сейчас умру, ощущал всем телом, как любят писать — каждой клеточкой, хотя это длилось всего секунд 10. Недостаток кровоснабжения мозга запускает паническую атаку, вреда мало, но страшно. Последующие приступы уже воспринимались куда легче, и уже скоро вместо страха смерти остались только раздражение и досада, мол, только с трудом заснул, и вот опять трудиться засыпать. Все легче, когда знаешь, что нужно просто перетерпеть.- Однажды в юности, лет в двадцать испытал сильный приступ деперсонализации. Это было страшно — чувствовать, как твоё Я исчезает. Изо всех сили цеплялся за него, но безрезультатно. Тогда перестал сосредотачиваться на своих ощущениях и переключился на внешний мир, сосредоточившись на вывеске магазина поблизости — и Я вернулось. Может совпадение, а может действительно помогло.

Совершенство ЕСТЬ, оно не условность; но оно видно только в свете логоса, логос человеческая забота, не животного мира, не растительного, не неорганического. Решение о полноте — что полно, что нет — неким образом проходит через нас, без нас не будет принято, но предрешается не нами. Мы замешаны в бытие так, что оно раскрывается в своих, непридуманных, настоящих состояниях через нас — и только через нас. Если мы внимательны к нему.«Энергия»

…потребность в отчаянии – сколько ни сопротивляйся и отчаянию, и самой потребности в нём, - потребность в предельном. Без отчаяния, без приведения им всех чувств в состояние экстасиса не прочувствуешь ни мира, ни себя, ничего.

"Я узнаю́ себя в другом такого, каким себя не знал, пока некий голос не сказал мне: это ты.""Голос не мой, но я его признаю́ больше чем своим. Он мой оракул, угадывающий, что я есть: тот настоящий, другой.""Как свое лицо появляется только в зеркале, так самого себя человек может увидеть только в друге, другом я."

В нераздельном опыте целого как мира и как согласия — основание знания (опыта) единства, потому мы, так сказать, на каждом шагу ПОЗНАЁМ МИРОМ, мир есть то определяющее и опережающее целое, которое, само нами никогда не схваченное, самое раннее и простое, дает нам схватывать всё в отсвете своего единства — данного нам, это стоит повторить, не в сознании, а на опыте нас самих.

мне кажется, бывает - что человек отрезает от себя куски. Сам. Я не знаю, это куски Я или чего-то другого, но вот берет, в общем, и кромсает, отрезая, выбрасывая. Ради семьи, ради социума. Это не жертвование собой, потому что жертва делается на такой, возвышающей интенции, а тут человек на себя смотрит, говорит - ок, я негоден - и выкраивает кусок, чтобы выбросить в мусор. Не на алтарь, алтаря нет. В итоге остается что-то очень трусливое, слабое, с крошечной искоркой достоинства внутри, но не более.Это, я думаю, последствие того зла, которое мертвящая волна.

"образ успешного и благополучного человека" в любое время и любом месте это карго-культ, до тех пор, пока человек не знает кто он и что он есть на самом деле.

Прощайте, годы безвременщины, Простимся, бездне унижений Бросающая вызов женщина! Я — поле твоего сражения. Прощай, размах крыла расправленный, Полета вольное упорство, И образ мира, в слове явленный, И творчество, и чудотворство".

- так и Чаплин конкурс двойников проиграл- Он просто плохо старался быть Чаплиным. Известно же — чтобы быть собой, надо держать себя в руках. Чуть расслабился, и тебя уже не узнают.

Как проваливание (руина, Sturz) в вещи мира неостановимо, так должно быть неотступным идущее против этого крушения спрашивание и спрашивание о том, что со мной здесь и теперь происходит. Только так можно вернуться к себе какой я есть, а не рисую себя.

Вот в этом месте возможно такое неформальное, протестующее взросление - когда человек выбирает свою личность вместо мира. Если ему удается дожить до следующего шага, когда развившаяся личность таки зацепит мир, бессмертное обнаружит себя среди бессмертного, воскреснет там, в своей обители (по факту, научится самостоятельно мыслить, потому что это и есть бессмертная обитель) - будет взрослый.Ну а страдать он будет, куда денется. И от недостаточности телесного контакта, и от злобы людской, и от болезней. Если освоит оккультные практики, знание энергий мира, гармонию тонких тел и навыки ее восстанавливать, то страдать будет меньше. Но это уже другой вопрос.

Психологи говорят, что это задержка личностного развития. Остается человек в детском, младенческом еще состоянии - тянется к маме, а мамы нет. Тянется, требуя - не прося же. И почему-то не растет. Ему уже тридцать лет, сорок, шестьдесят, а он все так же тянется к маме ручонками, шлепает губами, хочет молока. Взгляд все тот же - просящий, требовательный, негодующий. Но почему он не растет? Что такое происходит с большинством людей, что в душе они младенцы? Странно это. Даже если и появляется внутри какая-то взрослая надстройка, ее ффух и ветром сдуло, и остается снова голодный ребенок. Люди не вырастают. Только некоторые, изредка, при удачном алхимическом сочетании внешней трагедии и внутреннего решения. В духовном поиске. В длительной терапии.

Это, видимо, особенность существования в материальном мире адского типа - в нашем. Еще одна особенность, наравне с болезнями и паразитами. Зачем, чтобы выедали изнутри черви? Зачем годами, десятилетиями страдать от постоянной боли? Зачем рождаться увечным, слабоумным, зачем в старости терять разум? А низачем. Затем, что сознание наше принадлежит другому месту, а тело - вот этому, и сознание таким каким-то способом привязано к телу, что воспринимает все это, не в силах вырваться. Для материи нейтральны любые преобразования, но преобразования определенного типа вызывают страдания, когда идут прямо по живому сознанию. Так и здесь, особенность такова, что для здоровья нижележащей части какого-то из тонких тел, определять их можно как угодно, человеку требуется очень много любви. С самого раннего возраста и до конца жизни он должен любить и быть любимым, окружен прочными, живыми, изменяющимися и совершенствующимися связями. Хороший автор Гордон Ньюфелд писал о семи, если не ошибаюсь, стадиях переживания привязанности к родителям - с постепенным отдалением, но и углублением связи. А ведь, кроме родителей, есть еще множество связей, вариантов, смыслов вот этого тонко-телесного, а дальше душевного, а дальше духовного взаимодействия. Тонко-телесное это то, от чего ребенок умирает и сходит с ума, если его не берут на руки. И эта часть-то всегда нуждается в пище, как и физическое тело. А на руки берут мало кого и редко. В основном люди-то живут вовсе не в любви. То есть ну ты, пришелец из высших миров, ты глаза-то разуй. Выдержать знание о том, что мир это ад и не отчаяться, только святым под силу. Ну, какую-то долю правды всегда можно вместить, а потом ее увеличивать.

И, видимо, доступен и другой, более древний способ - которым, наверно, раньше владели многие, а потом мы вдруг очнулись в очень инфантильном мире, в странной ветке реальности. Переход от эгоизма к деятельной любви к ближнему. Ребенок обучается замечать других людей, понимать их, уступать им и заботиться о них, вначале формально, потом внутренне, искренне. Он учится подчиняться и повелевать, быть на равных, проявлять уважение, расти в близости. Входит во внешнюю структуру и поднимается по ней, восходя по возрастам, вплоть до мудрой и просвещенной старости.Ну, только нет-то этого сейчас ни хрена всего. Но можно, наверно, опять-таки в одно лицо, внимательно осваивать все эти отношения, вежливость, этикет. И тогда есть и ответы на то, что делать, когда голод опять берет свое, а вокруг вообще-то все мудаки лютые, и не вежливость бы им и этикет, а лопату в жопу. Ответ на это - дисциплина и самоконтроль, и дальше опять учимся в погорелой академии, которой уж нет, нормальным отношениям, вежеству и благоразумию, чести и достоинству, которые никому не нужны. Хм. Как-то так.

Только если раскапывать на помойках постапокалиптической чернухи, которая настала после 2008 года, когда мир окончательно свернул туда, куда пел Летов, какие-то старые учебники по вежеству - надо иметь в виду, что писались они древними людьми с другим внутренним устройством. Те люди обретали личность, вот эту штуку особую бессмертную, не в детстве, как мы - а в лучшем случае, в глубокой старости. И не особо потому ее ценили, и не уделяли ей внимания в текстах. Они писали "надо отказаться от себя и служить другим", под отказом от себя имея в виду переход от детского эгоизма к взрослому умению принимать и дарить заботу. Если понимать "отказ от себя" как предложение выбросить в мусор свою личность, эти учебники будут прочитаны неправильно. Личность надо оставлять. Даже в недоразвитом виде, когда она еще не дух, а просто смутный образ, она все равно стоит дороже всех социальных насквозь проеденных демонами институтов. Она - процесс, понятное дело, существует, пока тянется к духу (хотя от прошлых воплощений остается четкий такой ее неразбавленный остаток, но сам по себе он бездеятельный), ну так вот пусть и тянется и извне, и изнутри, одно другое теперь дополняет.

где-то в Африке- Живет народ, язык которого не знает времен глагола. Они там не подозревают, что люди додумались делить мир на прошлое и будущее. - А еще один маленький народ не употребляет личное местоимение «Я». Видимо, для них естественно, что они – весь мир…

Знание это наличие установленных фактов и связей между ними. Понимание, это наличие/размещение своего "Я" в ряду фактов и связей между ними. Поэтому понимание - индивидуально. Введение аксиоматического базиса - означает, что факты из понимания также будут являться установленными. Для того, чтобы это стало, нужно вынуть "Я" из понимания и провести ревизию фактов. Без воли тут конечно никак

«Я ощутил внезапно словно удар, пришедшийся в самое сердце, в средоточие моего существа. Чувство изумления возникло во мне, захватило собою всё, перелилось через край, расплавив границы вещей, рассыпав определения, отменив значения предметов, идей, подобно тому как свет, казалось, растворил в себе заборы и дома, вдоль которых я шел. Всё ненастоящее, думал я, кроме этого, кроме этого, — ЭТОГО, что я, разумеется, был не в силах определить, потому что ЭТО как раз и ускользало от определений, само будучи собственно запредельностью, превосхождением всех определений. Достоверность бытия? Ни возникшая во мне летучая легкость, ни другие вещи не могли вызвать большей эйфории, чем радость от сознания, что Я ЕСТЬ, раз навсегда есть, и что это событие — необратимое, вечное чудо: вселенная, возможно, только кажется, возможно, она только видимость, — возможно; но я — я есть, я уверен в своем бытии. Это было для меня абсолютной явью. Я купался в ее жарких сладостных лучах. Я есть. Я сильнее, чем ничто. Всё остальное неважно. Свет, явственность бытия в мире: дальше этого идти уже невозможно. Я есть, и когда я думаю об этом, всё умолкает, всё прочее становится бессмыслицей. Или, вернее, всё становится безмерным праздником, сама смерть рассеивается словно дым, только сумасшедшая любовь может вступить в союз с этим успокоением, с этой неслыханной радостью бытия».

«Если отношения с Другим запутанны и извращенны, то Другой превраща­ется в ад. Почему? Когда мы дума­ем о себе, когда мы пытаемся себя понять — мы ис­пользуем знание о нас, которое уже есть у Других. Мы судим о нас, используя сред­ства, которые другие люди дали нам. В каждое суждение, которое я делаю, уже вторгается чье-то еще. В том, что я чувствую, уже вторгается чье-то сужде­ние». Из этого, впрочем, не сле­дует, как поясняет Сартр, невозмож­ность отношений с другими людь­ми. Напротив: это подчеркивает их важ­ность.  Таким образом, согласно философ­ской пози­ции Сартра, наше познание всегда опосредо­вано Другим. Мы бо­имся быть отрицательно оцененными Другими, и поэтому мы никогда полностью не контролируем себя в присут­ствии кого-то еще. Даже если Другой не присутствует, мы все равно остаемся как бы в присутствии Других.

Эпизодическая память ведет хронику нашей жизни и позволяет нам путешествовать во времени назад. Она больше всего напоминает раскадровку фильма, где границы эпизода задаются контекстом - сценой, на фоне которой происходит действие.Элементы сцены - это объекты, которые загружаются из семантической (по научному) или объектно ориентированной, как я это понимаю, памяти. У каждого объекта есть свои параметры, которые могут изменяться или не изменяться при переходе от одного кадра к другому.Наша эпизодическая память, однако, не считает правильным снимать на видео статику. Поэтому она фиксирует только изменения состояния объектов, составляющих сцену. Неизменность параметров объекта означает, по сути, остановку времени в отношении этого объекта потому, что время возникает в процессе смены кадров записи памяти, которую я бы назвал записью фазовых состояний объекта по имени "Я" и контекста, в котором он находится.Время течет потому, что изменяются параметры объектов, а не параметры объектов изменяются потому, что течет время. Это уже - огромное революционное открытие теории эпизодической памяти. Однако, это - ещё цветочки.Ягодки начинаются тогда, когда выясняется, что с помощью эпизодической памяти мы можем вообразить любое будущее и любое прошлое, каким бы невероятным оно не казалось. Для строительства моделей прошлого и будущего мы можем использовать все объекты, которые есть у нас в семантической памяти, а также вымышленные объекты, любые плоды нашей фантазии.А теперь начинается самое интересное. Чем же отличается основная линия сюжета нашей семантической памяти от всех многочисленных версий? Она записывается на виртуальный жесткий диск под названием "объективная реальность". Объективная история нашей жизни должна быть записана на внешний носитель, чтобы мы не могли ее произвольно менять. Поэтому мы и выделяем место в своей эпизодической памяти, которые начинаем считать внешним по отношению к "Я". И присваиваем ему ярлык: "Объективная реальность".

С какой стати, по какой привычке мы думали, что всё имеет простое точечное начало, вроде, скажем, точечного Я, или субъекта? По какому временному сочетанию и недомыслия, и предрассудка у нас возникло ожидание, что всё можно свести к одному простейшему первопринципу? Страшно и подумать, почему нам хотелось, чтобы так всё вышло. Не хочется и думать.

Les autres sont essentiellement des miroirs de toi-même. Tu ne peux aimer ou détester quelque chose chez autrui que si ce quelque chose reflète une chose que tu aimes ou détestes en toi.

Интересно, вот Левенчук в своих курсах для менеджеров наоборот учит точному определению «кто»: Бухгалтер — это одна сущность, Иванов — другая, а кто из них идет к летающей тарелке — это еще подумать надо. Я четкую типизацию считаю редукционизмом, поэтому в принципе этого стиля не придерживаюсь — «но оно есть!» Психологи/психотерапевты пытаются поведение и мысли клиентов как-то разграничивать между «я для себя», «я для других», «я для работы». Опять-таки не считаю эту театральщину полезным делом, скорее ненужным и вредным. Я — напротив считаю, что некое понятие «Я» надо «уменьшить», одновременно расширив его границы, по типу волновой функции — влияет на все на свете, «только низенько-низенько», включает в себя все определения, просто в «смешанно-запутанном» состоянии. Поэтому вопрос с расстановкой солдатиков я считаю и надо решать «на картошках» по мере поступления — как меня кто увидит это уже их дело и мой бэджик все равно на это не влияет.

Перед тобою нет ничего, кроме твоего «я», Поэтому размышляй о своём существе. Если ты будешь в плену у самого себя, Тогда мир становится завесой перед тобой.

Наше восприятие ограничено, оно вынуждено проводить границу и тем самым не дает увидеть мир таким, каков он на самом деле. Нам доступен только мир существующих вещей, вырванных из небытия и целостности посредством нашего ограниченного восприятия. Вещи, объекты мира, в этом смысле суть завесы реальности. А каков мир сам по себе, вне нашего восприятия? Такой вопрос кажется бессмысленным - ведь все, что мы знаем, известно нам благодаря восприятию. Вещь сама по себе - это вещь в себе, о которой ничего сказать нельзя. Существует даже предположение, что вещь, на которую не смотрят, просто не существует - в физическом смысле слова [1]. «Существовать — значит быть воспринимаемым» (esse est percipi). (Дж. Беркли). Согласно Витгенштейну, существовать — значит быть мыслимым. Как и в библейской истории, плоды древа познания (интеллектуальное восприятие) играют решающую роль в "грехопадении", в грехе существования - то есть в сотворении мира ограниченностей. Батай утверждает, что "первый импульс интеллекта... - абстрагировать, отделять объекты размышления от конкретной целостности реального"[2]. Вырисовываются очертания двух онтологических полюсов духовной культуры. Есть разум, наделяющий объекты существованием. Но, выводя объекты из небытия, он, по необходимости, приносит в жертву реальность, которая всегда подразумевает целостность. Противоположность разума - мистическое сознание, которое стремится вернуть объект в небытие, восстановив его связи с целым, то есть реальностью [3]. Самый главный объект, требующий восстановления связи с целым, это человеческое "я".

Ищи то, что можешь взять у самого себя. Это называется Путь самурая.

Мы в детстве проводим довольно много времени над тем, чтобы научиться собирать довольно цельный образ себя в отражении. Если же внимательно подойти к этому процессу в любое время, то приходится признать, что зеркало идеально подходит, чтобы рассмотреть детали и нюансы своего отражения, но никак не цельный образ. Например, мы не можем удержать в зеркале более менее внятный образ своего лица и особенно глаз. Скорее, мы отталкиваемся от отражённых элементов себя и тут же переключаемся на отрепетированный образ себя в уме, пристыковывая в уме же те детали и нюансы, на которые обратили внимание в зеркале.

В своей книге Дуглас Хофштадтер «Я — странная петля» трактует сознание как, своего рода, бесконечную петлю обратной связи. За счет этой самоподдерживающейся петли у нас и возникает иллюзия единства самосознания, иллюзия «Я». Причем ядром «Я» является петля восприятия.Восприятие принимает на «вход» некие данные, составленные из огромного количества микроскопических сигналов, но затем идет гораздо дальше, приводя в итоге к запуску небольшого набора символов — дискретных структур, наделенных репрезентативными качествами, — обширная библиотека которых находится обычно в режиме ожидания.

Некто постучался в дверь, и Байазид крикнул: «Кого ищешь?» Стучавший ответил: «Байазида». Байазид заметил: «Я тоже вот уже три десятка лет ищу Байазида и всё ещё безуспешно».

Наказанiе того, кто себя ищетъ, въ томъ, что онъ себя находитъ. (Nicolás Gómez Dávila)

Тютчев, будучи русским посланником в Германии, оказывал покровительство начинающему философу Шеллингу. И кто знает, он ли навеял Шеллингу эти мысли, или молодой Шеллинг ему нашептал, но только именно Тютчеву принадлежит гениальная строка: "Час тоски невыразимой!.. Всё во мне, и я во всём..."

Все, что есть во мне ценного, все без исключения, исходит не от меня, а извне, но не как дар, а как ссуда, которую приходится постоянно пополнять. Все, что есть во мне моего, без исключения, не имеет ни малейшей ценности. Из дарований, полученных извне, все, что я усваиваю себе, моментально оказывается лишенным ценности».(Симона Вейль, Тетради 1933-1942, Том II)

Я сделан из такого вещества,Из двух неразрешимых столкновений,Из ярких красок, полных торжества,И чёрных подозрительных сомнений.Я сделан из находок и потерь,Из правильных идей и заблуждений.Душа моя распахнута как дверь,И нет в ней ни преград, ни ограждений.Я сделан из далёких городов,В которых, может, никогда не буду.Я эти города люблю за то,Что люди в них живут и верят в чудо.Я сделан из недаренных цветов,Я из упрёков, споров, возражений,Я состою из самых длинных слов,А также из коротких предложений.Я сделан из бунтарского огня,Из силы и могущества горений,Я — из удач сегодняшнего дня,Но большей частью всё же из падений.© Сергей Сарычев

Собаки не узнают себя в зеркале. Те, что побольше, пытаются играть со своим отражением. Те, что поменьше, заливаясь лаем, бросаются на выдуманного врага. Не так ли и люди ведут себя, не понимая, что окружающий мир - их и только их отражение? Одни с ним играют, другие ненавидят, боятся (атакуют, провоцируя таких же обывателей на ответную агрессию)... А в него просто можно смотреться. Посмотрите в окно - это Вы, ваш внутренний мир. Не нравится - заплачьте над собой, омойте душу свою слезами, оглянитесь и рассмотрите хоть какую-то красоту, зацепитесь за неё, за самое светлое в себе. Пытайтесь удерживать на нём взгляд изо дня в день. Скоро вы увидите как оно, красивое, растёт. Вы будете замечать красоту чаще и чаще. И, главное, помните, это - Вы.

В «Размышлениях» Декарт использует свой метод сомнения до тех пор, пока не приходит к чему-то известному. Он может обоснованно сомневаться в том, где находится и имеет ли он тело, но не может сомневаться в своем существовании. Он пытается представить, что не существует телесного мира или что вещи лишь кажутся ему. В глубине этого радикального опустошения Декарт все же находит твердый, неопровержимый факт своего собственного существования, который не может поколебать даже возможность существования злокозненного всемогущего демона. Так не являюсь ли, по крайней мере, и я чем-то сущим? Но ведь только что я отверг в себе всякие чувства и всякое тело. Тем не менее я колеблюсь; что же из этого следует? Так ли я тесно сопряжен с телом и чувствами, что без них немыслимо мое бытие? Но ведь я убедил себя в том, что на свете ничего нет – ни неба, ни земли, ни мыслей, ни тел; итак, меня самого также не существует? Однако, коль скоро я себя в чем-то убедил, значит, я все же существовал? Но существует также некий неведомый мне обманщик, чрезвычайно могущественный и хитрый, который всегда намеренно вводит меня в заблуждение. А раз он меня обманывает, значит, я существую; ну и пусть обманывает меня, сколько сумеет, он все равно никогда не отнимет у меня бытие, пока я буду считать, что я – нечто. Таким образом, после более чем тщательного взвешивания всех «за» и «против» я должен в конце концов выдвинуть следующую посылку: всякий раз, как я произношу слова Я есмь, я существую или воспринимаю это изречение умом, оно по необходимости будет истинным[170].

Когда рассуждают о сознании, то часто это звучит довольно абстрактно. Я бы сказал, что сознание - это поле субъективного опыта. А вот сам этот субъективный опыт очень разнообразен. Далее, опираясь на Чалмерса, попытаюсь дать его эскиз, зарисовку.

Явление автореферентности в психологии наблюдается при формировании мыслящей творческой личности. Оно выражается, прежде всего, в постижении уважения к себе, самовоспитывающими высказываниями, самоприложными мыслями, творческими проявлениями и импровизационными находками при создании художественного продукта, позволяющими поверить и самосовершенствовать себя. Психологи считают процесс сомосовершенствования исходной точкой нравственного и духовного развития, который раскрывает понимание главной тайны «самости» и заключается в слове «Я». Наглядным примером автореферентности в литературе является собственная автобиография. Создание прозаического жанра автобиографии – описания собственной жизни, родословной, отношения к окружающему миру – всегда импровизационный процесс. Хотя он и близок к мемуарам, однако более сосредоточен на личности и внутреннем мире автора («Былое и думы» А.И. Герцена и др.). В искусстве живописи к примерам автореферентности можно отнести процесс создания автопортрета, в котором всегда присутствуют элементы  импровизационности, подчиненные собственному видению художника. Автопортрет удобно писать, поскольку модель всегда под рукой, и её легко постоянно совершенствовать. В автопортрете автор, обычно, стремится отразить настроение гармонии, создающей ощущение глубокой духовной связи с окружающей природой, эпохой. Автопортрет, прежде всего, свидетельствует о повышенном интересе художника к своему внутреннему миру. В нем автор пытается найти новые грани в моменты высокого эмоционального подъема. Автопортрет всегда призван рассказать о ремесле художника, его судьбе. В автопортрете заключен главный принцип автореферентности – идея его создания относится непосредственно к самой себе. То есть, создание автопортрета – это саморазвивающийся импровизационный процесс. Самоприложение в музыке обнаруживается во взаимодействии между различными уровнями (тональностями) в полифонических произведениях И.С. Баха и других композиторов. Особенность взаимодействия заключена в опоре на соотношение между отдельными частями, от полного сходства с одной стороны до повторения какого-либо одного композиционного принципа или просто мелодической переклички с другой стороны. В качестве примера может быт фуга – термин, означающий «искать», «исследовать». Автореферентность, представленная в каждом каноне (от греч. норма, правило) фуги, – самовоспроизводящаяся система.

Есть маргинальная теория, на стыке психологии и философии, активно эксплуатирующая принцип 3+1. Теория предлагает рассматривать каждый аспект человеческой жизни как адаптацию ...Когда удаётся сформулировать, что именно в природе человека не совпадает с природой окружающего мира, то почти на каждую формулировку приходится 1+3 стратегии адаптации (одна прямая и 3 косвенных)...Для человека довольно естественно полагать себя бессмертным (в том или ином смысле) или, как минимум, полагать что он должен быть связан с чем-то не подверженным разрушению. В то же время, наблюдаемый бренный мир постоянно и непрерывно движется к распаду. ...Можно кратко обозначить начальные условия адаптации: мы пытаемся ощутить свою бессмертную природу в умирающем бренном мире. Психологически, такого рода адаптация регулируется чувством ничтожности. ...Если чувство собственной ничтожности невыносимо, значит бренный мир хорошенько нам врезал, разрушив ту часть нас, которую мы считали незыблемой.По теории, должны быть 4 стратегии, как адаптировать знание/представление о своей бессмертной природе к наблюдаемому бренному миру. Прямая стратегия - ориентация на вечное. Попытаться связать свою жизнь с тем что выходит за пределы времени, найти в себе то что принадлежит вечности. Например, ощутить себя частью замысла творца, найти смысл жизни и т.п. Прямая стратегия - стратегия независимости, она почти всегда игнорирует природу наблюдаемого мира, т.е. в данном случае - время. Три оставшихся стратегии, по теории, должны быть вспомогательными и уж они ничего не игнорируют. Стратегия ориентации на прошлое борется с чувством ничтожности через поиск артефактов, прошедших проверку временем. Связь с семьёй, устойчивые черты характера, проверенные временем таланты, память о незабываемых событиях, написанные статьи. Пока всё это живо, жив и я и чуть менее ничтожен в мире, где время всё разрушает. Стратегия ориентации на настоящее борется с чувством ничтожности через поиск лучшего места в бренном мире. Тот кто прямо сейчас находится в лучшем для себя месте и в лучших условиях, ощущает себя менее ничтожным, чем все остальные. Стратегия ориентация на будущее борется с ничтожностью с помощью понимания логики времени, видения текущих процессов. Тот кто знает, где мир окажется завтра, более живуч и утонет последним.Получается красиво: 3+1 (прошлое/кто я?, настоящее/где я?, будущее/куда я иду?) и вечность/зачем я?

Вообще у людей все странно, все неровными кусками какими-то. Есть тело, сложнейшее устройство, целостность целой кучи элементов мира, оно живое и оно имеет свою память и какую-то связь с живущим в нем. Есть душа, нечто текучее, жаждущее просвещения мыслью, но никто нихрена не мыслит. Есть личность, которая формируется как попало и после смерти растворяется, как не было. Есть Я, которое вообще как здрасте болтается - человеку его выдали, но он себя осознает и из себя действует по большим праздникам. И все разнородно и друг друга не знает! Есть куча устаревших учений, которые требуют отбросить самосознание себя и действие из себя - в то время как идиоту же очевидно, что нечего тут отбрасывать, тут наоборот, надо начать. https://shn.livejournal.com/4841757.html