как я получаю вещи явными из скрытого порядка — в смысле предыдущего вопроса: откуда появляются идеи? Насколько мы сильны, чтобы проявлять из скрытого? Всё, что я мог найти — этот ваш термин «сила необходимости», и я его не понял. Не могли бы вы объяснить?Дэвид Бом: Эта сила необходимости, конечно, и в моём уме — несколько смутная идея. Если я вижу, что скрытое становится явным, то я думаю об объяснении его таким образом: мол, существует более глубокое скрытое, из которого возникла сила, заставившая его сдвинуться из скрытого в явное; то есть, где-то в глубине вашего ума скрыт, скажем, вопрос. В случае с Ньютоном скрытый вопрос был такой: почему не падает луна? Такого вопроса никто не задавал. Не хватало силы, чтобы прорваться из одного отделения в другое, правильно? А теперь из какого-то более глубокого источника пришло внимание, необходимое для того, чтобы увидеть, что это и есть нужный вопрос, и я думаю, что этой силе пришлось прорваться сквозь барьеры созданных нами условий — что-то новое.

Моё тело — это не я сам. Это становится очевидно при медицинском вмешательстве, ведь меня самого оно напрямую не затрагивает. И мой ум — это не я: умом я пользуюсь, и то, как я это делаю, зависит от меня самого, а не от ума. Моя воля, память — это тоже не я. Труднее всего осознать, что и моя "Я-точка" — это опять-таки не я сам: о себе невозможно говорить в третьем лице. Эта "Я-точка", к которой я могу относить свои поступки и переживания, прекращает существование и появляется снова уже в новом расположении, то есть она непостоянна: около неё, как это и может выявить внимательное наблюдение, если таковое к ней самой лишь не привязывать, подменяются не столько сами оценки, сколько основания к тому, чтобы что-то обнаружить и оценить… Любая моя деятельность имеет отдельное от меня самого существование (и она "метастабильна": человек при любом своём существовании видит, обнаруживает лишь то, на что ему случается взглянуть согласно некоторому его сложившемуся динамическому режиму помышлений, а не всё то, что вообще имело бы смысл для такой-то и такой-то складывающейся ситуации различить), а я лишь стягиваю — так или иначе — свои мгновения воедино при их осуществлении. Замечу, что и с "мерцающим" результатом такой стяжки — с единством мировосприятия — себя отождествить было бы тоже неверно: это означало бы опять-таки отдавать себя вещи, и в этом было бы что-то от идолопоклонничества. "Быть собой" можно лишь в отношении самого этого стягивания, а не его результатов… "Человек — это стиль."

Человек в своих отношениях с миром и ближними действует под влиянием двух импульсов. Первый – стремление сохранить себя, уберечь свои границы, не пустить туда никого, кто не должен там находиться. Второй – наоборот, желание включить другого в свою сферу целиком и полностью, слиться с ним в единое существо.Они действуют одновременно, и сумма их далеко не постоянна. Баланс этих двух импульсов порождает практически все наши чувства – страстную привязанность, желание обладать, страх, отвращение, ненависть, зависть, восхищение, преклонение.Уважение стоит в центре: это чувство, в котором оба стремления одинаково сильны.Ты уважаешь того, кто для тебя важен, и поэтому ты стремишься держать его в поле внимания, не упускать из вида. Быть рядом с ним и отслеживать то, что он делает. Равняться на него, жить и действовать с оглядкой на него. Это не значит «подражать ему», но и не исключает. Если уважаешь достаточно сильно – его образ основательно поселяется в твоём пространстве воображаемого, так что ты видишь его перед собой, даже если его нет рядом. Ты не станешь делать то, чего он бы не одобрил.Но в то же время ты строго держишь границу между вами, не допуская ни малейшего слияния. Уважение всегда подразумевает некоторую дистанцию. С ним одинаково несовместима и фамильярная несдержанность, и бездумное подчинение.В результате уважение к другому неотделимо от уважения к себе. Знать, кто ты такой, и беречь свои границы – условие, без которого уважение превращается в какое-нибудь иное чувство.

Наше дело ОБРАТИТЬ внимание: то, что мы хотим достать, само достало нас так рано, что и наше доставание, и наше воображение, что доставаемое нами где-то ТАМ — оттого, что нами искомое нас уже коснулось, уже задело, уже заставило полагать, что мы знаем, что ищем и что хотим достать.

должно быть трудно – едва ли не всё – чтобы жизнь чувствовалась острее и подробнее, чтобы она вообще чувствовалась. Лёгкость поверхностна и слепа. Будь поэтому благословенно всё затрудняющее – значит, уточняющее, не позволяющее вниманию улететь; все эти вериги.

"Мое внимание разделено в двух направлениях, а я нахожусь в центре. Это акт самовспоминания. Я хочу держать часть своего внимания на осознании принадлежности к более высокому уровню, и под этим влиянием попробовать открыться внешнему миру..."

Нам очень легко удерживать внимание на неестественных картинках. Эволюция так сделала, чтобы все незнакомое приковывало наше внимание и мы были готовы отреагировать на внезапную от него угрозу. Видео и все такое оно становится магнитом внимания. То есть, мне не нужно сознательными усилиями удерживать на этом объекте внимание. Оно как бы удерживается само. Если злоупотреблять видосиками, то я начинаю реже пользоваться механизмами сознательного направления внимания и из-за этого атрофируется моя способность им управлять, то есть направлять его туда, где оно мне сейчас нужно, отрывая его от магнита, на который оно случайно попало.

Тело, движение, нужно рассматривать как возможность, пластилин, как основу из которой под нужный момент мы можем получить что угодно. В одной ситуации - глубокий осознанный отдых, в другой - упругое полунапряжённое состояние бодрости и работы. С опытом понимаешь что внутренние ткани если зажаты, то путь дальнейший в том чтобы разжать и сделать пластичным, подвижным, и так и сохранить, а затем возможно и выбрать дальнейшее развитие из пластичности и подвижности. Выбирать какое именно осознанное состояние должно быть в позе, в движениях...И я сейчас регулярно совершая какое то движение вхожу в него очень глубоко, присутствую полностью и во внутренней механике, в движении мелких тканей, волокон, и осознаю и корректирую пластичность и обмены на лету, делаю движение идеальным в его внутренних составляющих. Кстати говоря дыхание при котором подымается грудь и расширяется сердце - тоже движение.Больше всего нравится в повседневности внезапно сменить уровень погружения в тело с обычного поверхностного на глубинный и полностью войти допустим в движение руки. Такие входы - своего рода небольшая тренировка, и время не отнимает, и ум надолго не загружает, а опыт растёт, да и легче даётся. Регулировка то тоже требует энергии, недаром при осознанности нормальной всегда приходится ритмично дышать, а если погружаться вот так, изредка, энергии хватает.Ещё конечно релакс. Это я освоил первым, буквально за последний месяц. То самое состояние в жезлонге у моря, практически на грани с телесным экстазом. Это требует не просто сохранения тканей расслабленными, освобождёнными, а ещё и соответствующего состояния ума даже в деталях. Своего рода целостность картины - из ума и из тела, вместе должна сохраняться

А сейчас я вообще думаю, что, разъезжая по пространствам, человек теряет время – в буквальном смысле теряет его из виду, - пространство отвлекает своими броскими приметами, и чем более оно чужое и экзотичное, тем более и отвлекает, канал внимания забивается приметами и предметами пространства, иной раз и до полной непроходимости, и время перестаёт быть видимым.

"В обычном режиме восприятия мы как бы поднимаемся вверх по лестнице и глядим вперед. Ступенька, где только что была нога, рассыпается сразу после того, как мы делаем шаг вверх. Но мы уже перенесли внимание на следующую ступеньку и не замечаем исчезновения прошлой. Мы не сознаем распада переживаний и восприятий, из которых только что состоял наш мир. Вместо этого мы видим постоянно расцветающий впереди сад расходящихся тропок – и бежим в него, в него, в него. А я теперь глядел не вперед, а назад – и видел, что дорога, по которой я иду, истлевает прямо под ногами. Она так же точно распадалась всегда, просто раньше я туда не смотрел. Я всю жизнь карабкался вверх по лестнице этого мира, и даже не знал, что никакой лестницы под моими ногами нет, а есть только крохотный пятачок, куда я ставлю ногу, и он рассыпается сразу после того, как я ногу поднимаю. И это на самом деле и есть вся моя вселенная, а остальное – мираж"

Вот-вот. Я, до поры, полагал, что чуток, примерно разобрался в живописи. Научился понимать стиль художника и всё такое, о чём часто пишут искусствоведы.До поры. Нет-нет, я действительно научился хоть что-нибудь понимать, находить приятство, или испытывать интерес. Но однажды я оказался в Третьяковке. Вроде бы третий раз в жизни. Ходил, любопытствовал, сравнивал, вникал. И вдруг. Передо мной картина Дега, «Балерины». Да я её на фотографиях и репродукциях видел десятки раз. Но вдруг, когда я подошёл к ней и посмотрел, меня втянуло в картину. Ни с того, ни с сего, взгляд стал туннельным, а то, что находится в фокусе внимания, разрастается во вселенную. И я оказался там, рядом с балеринами. Проявилась детализация. Хотя, казалось бы, откуда детализация, на самой картине мазки достаточно грубые, но тончайшая детализация была как бы в другом. Я почти услышал запах древесного пола, паркетной мастики, слегка застоявшийся воздух помещения, которое проветривают не настолько часто, как хотелось бы. У девчонок появилось настроение, направленность, что ли. Я буквально ощущал, как и кто из них старается какой элемент движения изобразить получше, захотелось оглянуться и отыскать взглядом преподавателя, почти пожилую, но бодрую женщину. Я стоял перед картиной и одновременно был в ней. Я боялся даже оторвать взгляд от картины, боясь, что внезапный эффект пропадёт. Но потом я оторвался, оглядел помещение с другими картинами, и ни одна из них не звала меня, а эта продолжала тянуть. И я снова нырнул в неё. Этот эффект заныривания чем-то похож на ситуацию, когда вдруг в стереоскопе, или просто стереокартинка приходит в фокус и ты оказывашься там. Только тут не было никакого стерео. Это было много больше, чем даже пресловутое Три-Дэ. И я созерцал пространство картины и с лёгким сожалением сознавал, какой малозначимой ерунде я научился про эту живопись. axsmyth

Это я вполне понимаю. Полагаю это расстройством мышления. Есть известное средство — делать упражнение, когда определенное время (напр 10 минут) вы заставляете себя думать только об одном предмете. Материальном, который перед глазами. Хоть коробок спичек. Только о нем — заставляя мысль возвращаться к предмету, когда ее уносит в сторону и заставляя себя преодолевать "скучно" и "не хочу".

Как-то раз Абдул бен Яхья показывал посетителю рукопись, которую он написал. Этот человек сказал: «Вот это слово написано неправильно». Абдул тотчас соскреб слово и написал таким образом, каким предложил гость. Когда этот человек ушёл, Абдула спросили: — Зачем ты сделал это, учитывая, что поправка на самом деле была неправильной, и написал неверное слово там, где было правильнее первоначально? Он ответил: — Это был социальный случай. Этот человек считал, что он помогает мне, и думал, что выражение невежества было указанием на знание. Я применил поведение культуры и вежливости, а не поведение Истины, потому что, когда люди хотят вежливости и социальных отношений, они не могут вынести Истину. Если бы я поступил по отношению к этому человеку, как учитель с учеником, то всё было бы иначе. Только глупцы и педанты воображают, что они должны наставлять каждого, в то время как движущий мотив у людей не в том, чтобы искать наставления, но чтобы привлечь внимание.

Духовная работа начинается с управления вниманием. Это азбука, без которой невозможно преодолеть разрыв между разговорами и практическим деланием.

Я как-то пытался определить все-таки, что такое культура. Культура – это не количество знаний. Это твоя способность видеть в небольшом мгновении огромный кусок жизни. И вот если ты пробираешься через это микроскопическое какое-то существо – это может быть божья коровка или муравей – если ты способен увидеть, проследить за его путем все, что соответствует его жизни в этом его гармоническом царстве муравьином – вот, мне кажется, тогда ты способен чувствовать и другого человека. Это дальше переход внимания, твоего внимания к детям, как они себя ведут. Или твое внимание, как сегодня… да просто как идет старуха по улице. Просто как идет по ледяной улице, вот и все. Насколько ты способен сочувствовать ее этому движению и вздрагиваешь вместе с ней – вот настолько и определяется качество твоей натуры.

"О, память сердца, ты сильней..."Если воля приказывает телу, оно обычно подчиняется. Но если воля приказывает душе, которая расколота на множество противоречивых желаний и "воль", результат непредсказуем: “Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю.” (Посл. ап. Павла к римл., 7:19)"У Августина, как позднее и у Дунса Скота, разрешение внутреннего конфликта Воли происходит через преобразование самой Воли, ее превращения в Любовь"[1]. Тот, кто любит поесть, не пропустит время обеда. Творческий человек, cоответственно, может забыть пообедать, поскольку занят тем, что ему любо. Влюбленный не забудет о свидании. Любовь проявляется как воля, как единство воли в человеке, которое обеспечивает постоянство внимания."Воля как внимание необходима для восприятия за счет связывания воедино того, у кого есть глаза, чтобы видеть, и того, что видится. Только единящая сила любви сильнее. Ведь любовь соединяет своими узами «чудесным образом», так что образуется единство между любящим и возлюбленным”[2]."Любовь несет с собой постоянство, на которое ум в ином случае не способен. Августин концептуализовал слова Павла в Послании Коринфянам: «Любовь никогда не перестает»; из трех «пребывающих» — Веры, Надежды и Любви — «любовь из них больше [т. е. самая стойкая и постоянная]» (I поcл. к Коринфянам 13:8, 13)”[3]."Любовь … своего рода постоянная и устойчивая Воля"[4] * * *Основная проблема в практике памятования (пробужденность - трезвение, присутствие, самовспоминание) - то, что мы постоянно о нем забываем. Обычный человек не способен к постоянству внимания. Всегда есть множество отвлекающих обстоятельств, желаний и интересов, порождающих внутреннюю раздробленность. Для постоянства поминания необходимо усилием воли поддерживать особый эмоциональный накал: поскольку внимание интенционально, направлено на объект, оно связано с эмоциональной заинтересованностью.В гурджиевской терминологии это подключение более высоких уровней "эмоционального центра". Cуфии говорят о "присутствии сердца", это более высокая ступень по сравнению с "присутствием дыхания", которое требует усилия воли. Присутствие сердца можно охарактеризовать как опыт любви, и на более высоких уровнях оно делает памятование интенсивным, постоянным и не требующим усилий.

М: Я в очередной раз ушел в поток сознания, и стал ощущать холодное пятно на спине, а там группа существ висит. Ну существа такие ооо, как он это делает. И королева из 7 мироздания пришла смотрит. Я говорю ей - я ничего не делаю - это поток сам все делает, а я лишь ощущаю. Потом решил глянуть, все-таки почему существа видят меня источником в этом процессе. Начинаю смотреть как именно течет поток. Итак, вижу, поток полосой узкой течет с кристалла, как будто это я, к существам что холод в спине. А откуда он возникает? Вижу вокруг круг потока мироздания, которые проводят энергии от себя в кристалл, а далее через меня оно течет в пространство к существам. Ну и я понимаю, что я просто как проводник как бы направляю поток. А существа не видят поток от потока мироздания ко мне, в итоге видят только последний фрагмент. В итоге создается такое восприятие. Что я и есть источник.Но потом до меня доходит что это не совсем так. Королева из 7 мироздания, начинает на меня смотреть и изучать что я увидел. И я замечаю, что обмен идёт к ней, а холодное пятно существ постепенно я перестаю ощущать...Кр: Ты расширяешься через взаимодействие с мирозданием, но так как многие не видят этого процесса, они считают тебя источником энергии и тянутся к тебе.М: Потом такое... Опять мой фокус на существ и холодное пятно на спине снова проявляется, а королева исчезает, потом опять на королеву и пятно исчезает. Оно меняется туда обратно. И до меня доходит простая идея. Я взаимодействую просто фокусом внимания. Я распределил фокус на обоих, и оно сразу с двумя пошло. Получается мое внимание, сознание как бы течет и взаимодействует... Выходя из меня наружу... Куда я направляю внимание...

(1)    До сих пор мы изучали базовую 'модель' нашего мыслительного центра, как она даётся идеями работы, и также различное устройство ментального центра на трёх его уровнях. А чтобы подобное изучение “от ума” стало действительно живым, надо пытаться использовать эту функцию намеренно — то есть, не позволять нашему уму реагировать случайно и бессистемно, как он привычно делает с любой новой информацией. То есть, с использованием серьёзного и честного внимания для того, чтобы привнести активный вопрос в 'чувствующую часть' мыслительного центра (желание знать). И если по следам подобных попыток, этого удастся достичь, то соответствующая данному интеллектуальному уровню энергия может привнести свою способность различения и ясность в существующий материал, расположенный на первом уровне, в хранилище ассоциативной памяти нашего ума, чтобы соотнести и привнести в него новые смыслы (а может даже, понемногу, подтянуть помощь из высших частей других центров). Новых смыслов достичь нелегко, но первым реальным результатом может стать углубление нашего внимания в поиске ответа на вопрос.Так уже немного понятнее?Хотя здесь стоит отметить (и это будет также хороший вопрос для проверки в наблюдении), что очень сходный процесс, основанный на работе по тому же принципу, очень часто происходит на форматорном уровне, когда некий запрос (любопытство либо необходимость) попадает в центр нашего внимания. Тогда может происходить привлечение внимания лучшего качества и искомый 'ответ' обнаруживается либо в памяти, либо вовне. Полагаться на такой процесс не стоит, он очень ненадёжный, хотя сама по себе подобная возможность имеет большую ценность.(2)    В этом упражнении нельзя также оставлять без внимания изучение привычных слов (или смыслов) нашего обычного языка, также как нужно постоянно ставить под вопрос наши обычные идеи и ценности. Ещё раз хочу подчеркнуть, что усилия эти нельзя останавливать, какие бы аспекты идей мы не изучали. То же самое касается различных “идей”, “мнений” и “убеждений”, которые мы продолжаем встречать в обычной жизни. Если мы будем избегать такого рода усилий, то возничий в экипаже так и будет оставаться спящим, а лошадь непредсказуемо блуждающей.

к моменту своей женитьбы в 44 года я уже "много знал". Но ничего не умел. Это как изучать несколько лет боевое искусство по картинкам , а потом без тренировок выйти на татами... Побьют.Главная ошибка в отношениях с женщиной (давайте не будем о побоях и прочем) — это отсутствие внимания к ней. Женщина не может терпеть, если близкий человек ее игрорирует.... но вот прошли пресловутые "любовь живет три года", окситоцин куда-то делся, и как, и что? Оказывать внимание женщине, творя насилие над собой, невозможно — это едва ли не хуже, чем не оказывать. Да, тонны бумаги исписаны на тему "как обрести новые чувства, если прежние остыли", но удается это в немногих парах. И полагаю, эти счастливые пары никаких подобных руководств не читали :)

Понятно, что объективность сверхчувственного предмета усматривается не всеми и познается немногими. Исследование его требует особого подхода, особого восприятия, особой культуры воли и внимания; оно возможно только при спецификации душевно-духовного опыта и удается только тому, кто выработал в себе умение внимать сверхчувственному предмету. Исследуя свой предмет, философия начинает с подлинного и реального опыта; она останавливается первоначально на единичном восприятии и добивается в его пределах адекватности, стремясь воспринять предмет так, как он есть на самом деле, т. е. так, как он есть для всех и каждого, т. е. так, как он есть сам по себе и как, следовательно, он должен быть правильно и адекватно воспринят всеми; этим она как бы переселяет содержание предмета в среду испытующей души, чтобы вслед за тем сосредоточить все внимание на усмотрении сущности этого адекватно испытанного содержания, на уловлении ее мыслью и на выражении ее словами. Все это удается, конечно, не сразу, не всегда и не при всяких условиях; это требует большого напряжения всех сил души, и притом не только позитивного, но и негативного напряжения, т. е. и в смысле интенсивного участия, и в смысле произвольного задержания той или иной функции. Здесь бывает необходима и своеобразная, утонченная, индуктивно-экспериментальная проверка внутреннего опыта — то скепсис и осторожное, крадущееся вопроша-ние, то наблюдение за собой, самоанализ и humor sui *, то забвение о себе и сосредоточенное погружение в непосредственное переживание предмета. Но и этого мало. Философ больше, чем всякий другой ученый, должен овладеть силами своего бессознательного, очистить их, придать им гибкость и покорность, сделать их совершенным орудием предметовидения.