Каждое место, где человек хоть на мгновение присел и подумал на любую тему, впитывает мысль человека; оно записывает всё сказанное, так что человек не может больше скрывать свои мысли и чувство; они записаны даже на стуле, где он сидел, когда думал. И многие, те, кто чувствителен, сидя на этом месте, начинают ощущать их. И бывает эффект совершенно противоположный. Когда человек садится на определённое место, то в тот момент, когда он делает это, у него может возникнуть мысль, совершенно не свойственная ему, или чувство, не принадлежащее ему; это потому, что на этом месте находилась, вибрировала эта мысль, это чувство. Подобно тому, как место может удерживать вибрации мысли гораздо большее время, чем жизнь того, кто думал или говорил, так и влияние остаётся в каждом месте, где человек сидит, где он живёт, где он думает и чувствует, где он радуется или где он страдает; и так продолжается несравнимо больше времени жизни того, кто думал или чувствовал.

‘Ни один человек не сможет отличить мир его собственных восприятий от мира вещей, их вызывающих, поскольку вне зависимости от того, насколько глубоко его знание обо всем этом, все это происходит лишь один раз, не два. Дублирование является аллегорией, вызванной в основном коммуникацией с другими человеческими существами и даже с животными; это говорит о том, что их восприятия в той же самой ситуации очень похожи на его собственные за исключением незначительных отличий в точке зрения = в буквальном смысле «точке проекции». … Как принято считать, наши чувственные восприятия составляют наше единственное знание вещей.’

Одна из самых больших ошибок в понимании любви – противопоставление чувства и разума. Дескать, любовь – столь сильное чувство, что для размышлений не оставляет места. Ровно наоборот! Именно потому, что любовное чувство захватывает всего человека, оно приводит и к величайшему напряжению мысли, к углублению самоанализа. Любовь кладёт конец автоматизму существования и ставит человека перед экзистенциальными вопросами: кто есмь я? что делает меня единственным и незаменимым? как мы преображаем друг друга и становимся единым целым?..  Любящий становится теоретиком себя, постоянно наблюдает за собой, вслушивается в мельчайшие движения своего сердца. Теория любви растет из её же чувственных и духовных переживаний, и эта рефлексия сама становится частью любовного опыта.

как человек может понять, указывает ли ему то, что у него в глубине души и может дать самую искреннюю, самую беспристрастную подсказку, если только внимательно, аккуратно расспросить, если только не затуманить эту глубину души разными сиюминутностями, — итак, указывает ли на истину? или на ложь? как это распознать? как заставить себя это распознать, что для этого надо над собой сделать? и если на ложь — то следующий вопрос: как исправить это внутреннее нравственное чувство. потому что оно ведь и создается наслоениями опыта от дел и размышлений… и может создаваться по-разному в зависимости от того, кто как действовал (праведно или неправедно) или кто как размышлял.

Чему может научиться современная философская мысль у Руссо,этого бродяги и чудака? Художественности и экзистенциальному то-нусу, без которых философия сегодня буквально задыхается. Обычнов предшественники экзистенциальной философии зачисляютКьеркегора. Упоминается в этой связи и Ницше. Но не Руссо! А ведьНицше и Руссо – фигуры во многом изоморфные. У них схожие осо-бенности темперамента – быстрое воодушевление нередко сменялосьрезким разочарованием в том, что его вызывало. Оба испытывалиподъем творческой энергии на тех же самых альпийских тропах. Обамогли продуктивно мыслить, изобретая новое, только в движении погорным и лесным ландшафтам. Ma tête ne va qu`avec mes pieds2, го-го-ворил Руссо. Кстати, экзистенциальная мысль, как правило, такова:ее создавали мыслящие не абстракциями, а чувствами ходоки.

Целью этого мира является человек, а целью человека — это мгновение, целью тела является обретение духа, а целью духа — регулирование чувств. Целью же регулирования чувств и органов является совершенствование сердца, а целью сердца является возлюбленная.

Не важно, как вы себя чувствуете, важно, чтобы вы об этом не думали.

к моменту своей женитьбы в 44 года я уже "много знал". Но ничего не умел. Это как изучать несколько лет боевое искусство по картинкам , а потом без тренировок выйти на татами... Побьют.Главная ошибка в отношениях с женщиной (давайте не будем о побоях и прочем) — это отсутствие внимания к ней. Женщина не может терпеть, если близкий человек ее игрорирует.... но вот прошли пресловутые "любовь живет три года", окситоцин куда-то делся, и как, и что? Оказывать внимание женщине, творя насилие над собой, невозможно — это едва ли не хуже, чем не оказывать. Да, тонны бумаги исписаны на тему "как обрести новые чувства, если прежние остыли", но удается это в немногих парах. И полагаю, эти счастливые пары никаких подобных руководств не читали :)

Нереализованные желания - это то, что двигает нас в жизни.Нереализованное желание - источник неприятных чувств, если за ним прячется жизненно важная потребность, и у меня нет плана или идей, как его осуществить.Надежда - способ ослабить своё переживание через снятие с себя части или даже всей ответственности за исполнение своего желания.Если постоянно сдвигать ожидаемое время реализации своего желания вперёд в будущее, то можно прожить целую жизнь в ожидании или бесконечных усилиях. Умение не отвергать, а проживать неприятные чувства позволяет лучше понимать, что за потребности стоят за желаниями.Отдельные желания не связаны с актуальными потребностями, а другие невозможно реализовать без потери чего-то более важного либо по объективным причинам.Признание невозможности реализации своего желания происходит через усиление интенсивности неприятных переживаний, после чего организм расслабляется, и становится возможным начать фокусироваться на чём-то новом.

В трактовке Гумбольдта язык не представляет собой прямого отражения мира. В нём осуще­ствля­ют­ся акты интерпретации мира человеком. Различные языки, по Гумбольдту, являются различными мировидениями. Они представляют собой не различные обозначения одной и той же вещи, а дают различные ви́дения её. Слово — это отпечаток не предмета самого по себе, а его чувственного образа, созданного этим предметом в нашей душе в результате языкотворческого процесса. Оно эквивалентно не самому предмету, даже чувственно воспринимаемому, а его пониманию в акте языкового созидания. Всякий язык, обозначая отдельные предметы, в действительности созидает; он формирует для говорящего на нём народа картину мира. Каждый язык, по Гумбольдту, образует вокруг народа, к которому он принадлежит, круг, выйти за пределы которого можно, только вступив в другой круг. Язык, будучи системой мировидения, оказывает регулирующее воздействие на человеческое поведение: человек обращается с предметами так, как их преподносит ему язык.

Люди забыли, что такое разум, — вот и говорят о всякой чепухе вроде "интеллекта насекомых" или "интеллекта машин", позабыв (и придав насмешке) намного более важные вопросы, которые должен разрешать разумный человек: что такое благо, всегда ли нужно его искать, как нужно думать о своих поступках, что нужно иметь в виду, и так далее; над задумчивостью такого рода сейчас насмехаются, а ведь она и позволяет не делать ошибок тогда, когда обманывают чувства (а они начинают обманывать под внешним давлением — моральное чутьё вещь хорошая, когда оно выработано, но его надо вырабатывать, само собой оно не появляется).

На самом деле люди имеют право на ненависть, как и на любое другое чувство. Но они не имеют права на травлю и насилие.