И ты хорошенько запомни, откуда берётся вражда: От праздной, неумной насмешки, которая братству чужда.

В душе своей ты семерых найдёшь, Но берегись — в их дружбе скрыта ложь. Надменность, хитрость, тупость, жадность злая, Гнев — пятый, зависть гнусная — шестая, И похоть — вот все семеро подряд. Они тебе всегда во всём вредят. Покинь же их, друзей своих негодных, Найди других, высоких, благородных: Вот — скромность, воздержанье, простота, Довольство малым, щедрость, доброта. Коль разум свой не держишь ты в оковах, То прежних бросишь и приблизишь новых. Ведь те — враги, а это все друзья. Не шах ли своего ты бытия? Водись отныне с верными друзьями, Навек расстанься с жадными врагами. Так поступай и будешь ты счастлив, А нет — так провались. Не шах ты — див.

Все люди в этом мире драгоценны, Воистину чудесны и священны. Недаром их избрал Господь единый: Дух — чистый жемчуг, плоть — из тёмной глины. Четыре — дух и сущность, ум и тело, Из коих три последних, скажем смело, Всему людскому роду сопричастны, А дух в сей тёмной плоти — луч прекрасный.

Да будет жизнь твоя для всех других отрадой! Дари себя другим, как грозди винограда, Но если нет в тебе такой большой души — Пускай хоть малая сияет, как лампада. Не огорчай людей ни делом, ни словцом, К любой людской тоске прислушиваться надо. Болящих исцеляй, страдающих утешь — Мучения земли порой жесточе ада. Ты буйства юности, как зверя, укроти, Отцу и матери всегда служи оградой: Не забывай о том, что мать вспоила нас, Отец же воспитал своё родное чадо, Поэтому страшись в беспечности своей В их старые сердца пролить хоть каплю яда. К тому же, минет час, ты старцем будешь сам, — Смотри ж, не нарушай священного уклада. Итак, живи для всех! Не думай о себе! И жребий твой блеснёт, как высшая награда.

Грехи мои числом — что капли дождевые, И стыдно было мне за грешное житьё. Вдруг голос прозвучал: «Брось помыслы пустые! Ты дело делаешь своё, а Мы — своё»

«В чём состоит праведная жизнь?» — спросили у шейха Абу Са‘ида. «В том, — отвечал он, — что ты истребил в сердце своём страсти и вздорные прихоти, что отдаёшь всё, чем владеет рука твоя, и спокойно, неустрашимо сносишь всякое зло, тебе выпавшее».

Под власть небытия страшимся мы подпасть, Но, может быть, не столь опасна эта власть?

Довольствуй ум досужий запасом дум своих, Не обличай порока, не укоряй других. Своей бедой не надо судьбе глаза колоть, Когда преступно сердце и многогрешна плоть. Хоть привяжись он втайне верёвкою к звезде, От смерти злой обидчик не спрячется нигде.

Мы на неправде сошлись и расстались, и вот — на прощанье Понял я нрав человека: его драгоценность — молчанье. Лжёт называющий сына: «Живущий». Зато никогда ещё Не был правдивее тот, кто ребёнка назвал: «Умирающий».

Когда в любовь закрадывается сомнение, Не подавить его, если даже засыпать камнями.

Бездарный не станет тянуться к таланту, Кто ждёт от яда вкус сахара?!

Тот, от кого в восхищении мудрость, Достоин порицания за вспыльчивость.

Необходимое и возможное взаимосвязаны, шипы и роза произрастают от единой ветки; без необходимого бытия нет возможного, они таким образом связаны с необходимой сущностью, <…> знай, нет существования без необходимого.

Остерегайся ума и чувственности своей.

Не доходит никогда до Именуемого тот, Кто довольствуется на пути Его именами.

Куда я ни обращал свой взор, всё явное и тайное — Он, Бесстороннее солнце не имеет лицевой и тыльной сторон.

В основании мироздания Ты явен как солнце, Эй, необходимо-сущее, Ты — душа возможно-сущих. Необходимое и возможное связаны друг с другом, Словно роза и шип, растущие на одной ветке.

Пусть похвала и порицание не составляют для тебя разницы, Нет различия между водой чистой и мутной.

Оставь ты, Хусейн, науку тела И принимай науку души своей. Не бери разума в путеводители на пути к Любимой, Ибо любовь к Ней есть путеводитель к самой Любимой. Если молишься ради вознаграждения в раю, По законам влюблённых, не праведный ты, а неверный. Желание и страдание — удел беззаветно влюблённых, На базаре любви молитве и набожности — грош цена! Эй, друг, постарайся, чтобы людям ты делал добро, Если хочешь сказать: не зря прожил я свою жизнь.

Я глубоко размышлял над всеми религиями и нашёл, что они многочисленные ветви ствола, имеющего один корень. Не требуй от человека, чтобы он исповедовал определённую веру, ибо в этом случае он лишь отделится от своего прочного корня. А ведь сам корень ищет человека и указывает ему величие и значение всего, и лишь тогда человек их осознаёт.

Бабочка не удовлетворяется ни светом, ни теплом, исходящим из свечи — божественного источника, бросается в пламя и сгорает в нём. Некоторые ждут, что она вернётся и объяснит им то, что видела, поскольку она не удовлетворилась тем, что ей рассказывали. Но она сама в тот момент… исчезла в пламени, где не оставила ни следа, ни тела, ни имени, ни опознавательного знака. И потому, зачем ей возвращаться, когда теперь она владеет любимым?

Люди этого мира стараются творить добро. Я посоветовал бы вам искать то, малейшая частица чего ценнее всей вашей доброты. Это знание того, что действительно реально, — истинная наука.

До каких пор ты стенаешь и жалуешься, Мол, где Друг (Бог)? Весь мир полон только Им, а где же иное, не-Друг?! Если ты чуток, сведущ в тайнах Его сущности, Увидишь Друга во всём мире очевидным. Из Вселенной сделал завесу себе, Но за завесой являешься очевидным Ты. Говори же языком Хусейна, Что мир — это форма, а Ты — содержание. Мир как зеркало, чьи яркость и блеск — от Тебя, Весь мир — тело, а Ты — только единственная душа. В обличии каждой красавицы Ты покажешь Свой лик, В глазах каждого влюблённого сидишь и наблюдаешь Ты.

Раскаиваться — это значит не забывать о своих грехах.

Знание есть откровение самих вещей.

Для тебя знание Всевышней Истины должно превосходить знание народа, то есть в уединении ты должен обращаться с Всевышней Истиной больше, чем с народом, ибо привязанность твоего сердца к народу является большой преградой

Завещаю вам две вещи: беседу с мудрыми и избегание глупых.

Вновь посвящённый должен подчиниться дисциплине знания, но соблюдение Истины есть нечто более высокое.

Тот, кто глядит на людей глазами знания, ненавидит их, но тем, кто глядит на них глазами Истинной Реальности, Творец открывает милосердие к ним.

Когда в сердце приходит печаль, считай это удачей, ибо мужи благодаря печали достигают чего-либо.

У Бистами спросили: «Происходит что-либо от усилий раба?» Ответил: «Нет, но без усилий тоже не происходит».

Существует три признака аскетизма: действие без привязанности, решение без желания, величие без возвеличения.

Некто постучался в дверь, и Байазид крикнул: «Кого ищешь?» Стучавший ответил: «Байазида». Байазид заметил: «Я тоже вот уже три десятка лет ищу Байазида и всё ещё безуспешно».

Суфий — это тот, чья речь соответствует его поведению, чьё молчание говорит о его состоянии и кто отбрасывает мирские связи.

Было время, когда человек знания в силу своего знания обретал жгучую ненависть к этому миру и был готов отказаться от него. Теперь же человеческое знание вселяет в него горячую любовь к этому миру, и он готов искать материального процветания. Было время, когда человек тратил свою собственность на приобретение знания. Сегодня же посредством знания он приобретает собственность. Было время, когда можно было видеть, как человек знания растёт и внутренне, и внешне. Теперь же можно видеть, как многие люди знания растут в своём разложении и внутренне, и внешне.

Упование на Бога — это оставление заботы о своей душе и отказ от своей силы и могущества.

Один молодой человек пришёл к Зу-н-Нуну и сказал, что суфии не правы, и многое другое. Египтянин, не сказав ни слова, снял с пальца кольцо и протянул его со словами: «Отнеси это кольцо к рыночным торговцам — и посмотри, сможешь ли ты получить за него золотой». И никто на всём рынке не предложил за кольцо больше, чем одну серебряную монету. Молодой человек принёс ему кольцо назад. «А теперь, — сказал Зу-н-Нун, — отнеси его к настоя­щему ювелиру. Посмотрим, сколько он за него заплатит». И ювелир предложил за кольцо тысячу золотых. Молодой человек был поражён. «Сейчас твои знания о суфиях, — сказал Зу-н-Нун, — так же велики, как знания торговцев о ювелирных изделиях. Если ты хочешь оценить драгоценности, стань ювелиром»

Тот, кто учит людей добру и указывает им путь к нему, подобен человеку, нанявшему подёнщиков, работающих для него телом и имуществом своим, денно и нощно, при жизни его и после смерти его.

Не видел я умов, слабее умов наших, — предпочитаем мы тень солнцу и не предпочитаем рая аду.

Ал-Мухасиби сформулировал основные положения суфийской психологии (‘илси ал-кулуб ва-л-хатарат). Главным инструментом самосовершенствования он считал самонаблюдение и самоконтроль (муракаба ва мухасаба). Отсюда его прозвище ал-Мухасиби, т. е. контролирующий себя, отдающий отчёт самому себе. Объектом «конт­ро­ля» должны быть прежде всего намерения (нийат) и движения души (хатарат), ибо они в конечном счёте определяют поступки человека. На пути к Богу верующего подстерегают многочисленные опасности и соблазны. Так, некоторые спешат воспользоваться мирской славой, которую приносит им внешняя набожность. Это — лицемерие и кичливость, которым следует противопоставить искренность намерений и действий. Человек не должен доверять суждениям окружающих, ибо только он сам знает, каковы истинные мотивы, движущие им

Разве можно скрыть от Него то, что в сердцах?! Ведь в них нет ничего, кроме того, что Он сам туда вложил. Так как же укроется от Него то, что от Него исходит?!

Когда действие перейдёт в сердце, все части тела получают отдохновение.

Мне приятнее поклясться в том, что я — лицемер, чем клясться, что я не лицемер.

Когда наступает ночь, я радуюсь тому, что приходит моё уединение с Истиной без разъединения, и когда брезжит утро, печалюсь от отвращения к созерцанию людей: не надо, чтобы они приходили и смущали меня в этом уединении.

Когда появилась клевета, исчез братский союз, ибо братство — это всегдашнее обращение лицом к лицу.

Два свойства делают сердце жестоким — обилие речей и обилие пищи.

Мы — пленники цепей страсти. Мы — несчастные скитальцы. Мы — храбрецы в пустыне любви. Добрые советчики в квартале смуты. Иногда мы подобны низкой земле, Иногда высоки, как небо. Иногда мы — земля, иногда — живая вода, Иногда мы — облако, иногда — море. Иногда мы — с пустыми кошельками, иногда — мошенники, Иногда как будто скрыты, явны. Каждый, кто сядет с нами, уверует: Мы счистим с его сердца ржавчину неверия. Если будет душа его с нами искренней, Со временем мы покажем ему всё. Весь мир и всё, что есть в нём, — Отражение одного луча от лица друга. Надпись на колпаке дервиша

Он (Бог) объединяет людей по намерениям как в хороших, так и в дурных поступках.

Движение необходимо и обязательно совершается силой; а сила непременно осуществляет движение при появлении желания.

Существует много ступеней познания. Обычный человек подобен муравью, ползущему по бумаге. Этот муравей видит буквы и думает, что своим появлением они обязаны перу и ничему другому.

Если вы хотите увидеть лампу, надо перестать смотреть на подушку.

Пренебрегающий видимым во время своей погружённости не может не замечать ни своего видения, ни глаза, с помощью которого он видит, ни сердца, которым он ощущает наслаждение.

Как только искатель приобретает хоть некоторую способность проникать в сущность происходящего вокруг, он прекращает задавать вопросы, которые, казалось бы, имеют непосредственное отношение к целому. Более того, он понимает, что события, внешне не имеющие отношения к данной ситуации, могут изменить её.

Суфизм требует полной трансмутации сознания, и начало этому должно положить признание того факта, что неразвитый человек мало чем отличается от сырья. Такой человек не обладает ни постоянной сущностью, ни единством сознания. Внутри него есть «сущность», которая не соединена ни с ним самим в целом, ни даже с его личностью.

В мире суфия есть высшие намерения; для него вещи исполнены значения совсем в другом смысле, чем для людей, сформировавшихся под влиянием подготовки, навязанной им обществом.

Приснилось рассыпание - что спать и видеть сон могу только в рассыпанном виде. Что воля, которая обычно держит меня, перед сновидением куда-то девается и без нее я бьюсь в собственное тело, как в сетку комары - в невидимую сетку за которой горит монитор с моим сновидением. И главное, что там нет ничего больше, кроме этого монитора.

Наказанiе того, кто себя ищетъ, въ томъ, что онъ себя находитъ. (Nicolás Gómez Dávila)

Или Бог не такая вещь, чтобы иметь «стороны», и можно бы было с одной стороны подходить к нему, а с другой стороны отходить? Бог абсолютно прост, и любое отношение к Нему — это отношение к Нему, и движение от него в названном смысле, а именно в смысле не надеяться владеть Им («Бог с нами», «с нами Бог»), иметь Его в кармане, и определить Его («только мы знаем, что такое Бог») — это не в порядке диалектического перехода или совпадения, а САМО ПО СЕБЕ ТАКОЕ НЕРАСПОРЯЖЕНИЕ БОГОМ и означает по-настоящему, конечно не всем доступным, конечно трудным, конечно мыслящим способом быть «при» нём.

Размаху Петра отвечает открытая внимательность Пушкина. В своих выписках о Петре он его лучший историк, потому что трезвый. Он не разрисовывает царя ни в Антихриста ни в благодетеля, ни очерняет ни обеляет, видит человека как он есть, сорванного пьяного монстра, странного гения непонятной страны, размашистого и надломленного, загадывателя исторических загадок, которые разгадывать все не надо, потому что поэту важнее сперва ответить на его вызов. Будь Петр личностью, дело художника было бы создать ее образ. Там, где вместо личности божия гроза, ответом может быть тоже только молния, не как образ и метафора, а как ее знают поэт и философ.

И напрасно искать в другой душе что бы то ни было, кроме отражения своей собственной.

Наверное, успех зависит от усилия; усилие зависит от времени, я вижу как успех и вообще приходит к тем, кто долго ждал и не ослаблял усилия. Я вижу, что и я должен потратить всё свое время, и то будет мало. Я тогда говорю: «у меня нет времени». Времени нет, и от этого я еще больше его теряю. — Посреди этой спешки и нехватки времени на самом деле ВСЕГДА есть время для той решимости, которая решается заглянуть в глаза одной исключительной, не-обходимой возможности, которая уже ЕСТЬ и которая уже сейчас изымает меня из размазанности по вещам мира, в расставании-встрече с ними.

Сущность человека есть существование, говорит М. Хайдеггер. Это трудно понять, и после понимания это плохо укладывается. Но… существование. Оно всего ближе.Тело, душа, дух, разум, вообще всякие определенности, уже дальше. Это «вещи». Вещи и всё произведенное телом. Душой, духом, разумом. Они могут существовать, могут не существовать. Существование они берут в меру существования. Существование есть простор, воля, тишина, свет. Выход, прорыв. Не жалкий рывок раба, а неизбежность освобождения, радостно открываемая.

Выбор чего-то конкретного, принятое решение, определенность мнения и фиксированная точки зрения, ясно сформулированный смысл жизни и поставленная цель выводят нас из состояния своего рода "суперпозиции", то есть пребывания во всех возможных состояниях. Но выбрав одно, мы теряем все остальное.Без мнений, смыслов и точек зрения в повседневной жизни никак не обойтись. И, несомненно, один выбор может быть предпочтительнее другого. Но желательно также не терять полноту бытия - возможность "быть всем". Для этого нужно не быть, как пишет Борхес. Не упорствовать в своих заблуждениях, не отождествляться с ситуацией и своим мнением, смотреть на ситуацию с разных сторон, избавляться от предвзятых или необоснованных мнений - все это шаги в сторону небытия, движение от себя.Равновесие бытия и небытия внутри человека соответствует суфийскому принципу "быть в мире, но не от мира"

Человеческое достоинство не должно особенно страдать от бессмысленности нашего существования - любой из смыслов унизил бы его гораздо больше.

Быть чем-то одним неизбежно означает не быть всем другим, и смутное ощущение этой истины навело людей на мысль о том, что не быть — это больше, чем быть чем-то, что в известном смысле это означает быть всем.

Жизнь каждого человека есть путь к самому себе, попытка пути, намек на тропу. Ни один человек никогда не был самим собой целиком и полностью; каждый, тем не менее, стремится к этому, один глухо, другой отчетливей, каждый как может. Каждый несет с собой до конца оставшееся от его рождения, слизь и яичную скорлупу некоей первобытности. Иной так и не становится человеком, остается лягушкой, остается ящерицей, остается муравьем. Иной вверху человек, а внизу рыба. Но каждый - это бросок природы в сторону человека. И происхождение у всех одно - матери, мы все из одного и того же жерла; но каждый, будучи попыткой, будучи броском из бездны, устремляется к своей собственной цели. Мы можем понять друг друга; но объяснить может каждый только себя.

Бездны природные, бездны душевные… Каждая зовет и соблазняет. Человек, едва родившись, — травинка, человек — беспомощная пылинка, гонимая космическими сквозняками. Вот он есть — и вот уже нет его; и там, где живая душа просвечивала в теле, начинает тяжко перевешивать мертвенный остов. И снова прах и пыль, и снова всё исчезает в клубках мглы. Но гонимые, рассеиваемые, смехотворно гибнущие, пусть мы успеем хотя бы в последний миг перед уходом рассмотреть истину мира, из которого мы гонимы. И сквозь вихрь и дым нам, возможно, увидится нечто, поражающее до изумления: мятущийся мир пронизан неколеблющимся светом, и свет этот — как столп, как твердь, как рука Бога, властно простертая в хаос. Этот свет — единственное, что ЕСТЬ; всё прочее еще только собирается стать.

Сложным так или иначе можно овладеть; простое гораздо труднее.

Сколько силы. Библейская страна. Может быть, всякая страна такая? Что разницы, когда сила льется водопадом и ложится плашмя в грязь. Мы стоим, или лежим, на пороге мира. Слепые гиганты. Почти никто не делает никакого «дела» и не будет. Мы спим.

к моменту своей женитьбы в 44 года я уже "много знал". Но ничего не умел. Это как изучать несколько лет боевое искусство по картинкам , а потом без тренировок выйти на татами... Побьют.Главная ошибка в отношениях с женщиной (давайте не будем о побоях и прочем) — это отсутствие внимания к ней. Женщина не может терпеть, если близкий человек ее игрорирует.... но вот прошли пресловутые "любовь живет три года", окситоцин куда-то делся, и как, и что? Оказывать внимание женщине, творя насилие над собой, невозможно — это едва ли не хуже, чем не оказывать. Да, тонны бумаги исписаны на тему "как обрести новые чувства, если прежние остыли", но удается это в немногих парах. И полагаю, эти счастливые пары никаких подобных руководств не читали :)

«Все есть яд, ничто не лишено ядовитости, и все есть лекарство. Одна только доза делает вещество ядом или лекарством». (с)

Для достижения мечты, необходим не просто интерес к теме, а зверский интерес, сверхжелание. Большинство людей на это просто неспособны.Например, когда меня спрашивают, как вы запоминаете сотни текстов, сцен, мимику? Я отвечаю, а вы помните свой адрес? Да. А почему?Ответ очевиден, потому что это жизненно важно. Так и мечта должна стать не просто мостиком над прудом, а жизненно важной и необходимой.То, что мы не достигаем изначальных великих целей, говорит о том, что мы не хотим их по-настоящему. Наши истинные интересы лежат в другой плоскости.

Психолог Карл Лашли однажды сказал, что “никакая мыслительная деятельность не является сознательной”. Этим парадоксальным высказыванием он хотел обратить наше внимание на то, что процессы, происходящие у нас в мозгу, когда мы думаем, для нас недоступны. Лашли приводит пример: представьте, что вас попросили сформулировать мысль дактилическим гекзаметром. Те, кто знают, что это за ритм, легко придумают что-нибудь вроде: “КАК же я СМОГ эту МыСЛь в голоВЕ пороДИТь своей?” Но то, как мы это делаем, что происходит в нашей голове, чтобы породить эту мысль, для нас абсолютно недоступно.

«Нет» почему-то всегда больше жестокость, чем жесткость. - Что этот человек тебе плохого сделал, что ты с ним так жестоко? Это неправильно. А этот человек просто не услышал от тебя «да». Когда не "да", не по пути, то это почему-то не слышно, не доходит, кажется чем-то неправильным. Так что приходится говорить "нет", а это уже однозначно жестоко. Не жестко, а именно что жестоко.

Страх это пустое. Изменяет осознание кто ты и что такое мир вместе с тобой. Это сложно сказать на словах. Вспомните тех, кто пережил особый опыт, например, при переходе через границу жизнь-смерть. Эти люди не говорят о страхе, может потому, что страх присущ только этому миру. То есть это то что укрепляет здесь и препятствует пониманию важного присущего этому и тому миру.

У математиков в разделе топология - не путать с патологией - есть "теорема выворачивания". Как вывернуть тело наизнанку, не повреждая его поверхности? Мысль и чувство с лёгкостью может вывернуть наизнанку Вселенную, полностью вместив её в человека, и одновременно вывернуть во Вселенную человека, образуя двуединое тело человек-космос.

Тютчев, будучи русским посланником в Германии, оказывал покровительство начинающему философу Шеллингу. И кто знает, он ли навеял Шеллингу эти мысли, или молодой Шеллинг ему нашептал, но только именно Тютчеву принадлежит гениальная строка: "Час тоски невыразимой!.. Всё во мне, и я во всём..."

Я взглянул окрест и удивился.Где-то в бесконечной глубинеБесконечный взор мой преломилсяИ вернулся изнутри ко мне.

Время не идёт - стоит на месте.Это - происходит что-то с нами.Это мы разбили в себе нечтоНа куски и двигаемся в них,В их пространстве, что стоит на месте,Тычемся в углы его носами...Угол, называемый зимою, то весной,То летом, угол - осень...Угол горя создаём мы сами,Там, где не пройти, не развернуться,Где в мозгу заклинило пространство,С временем играя в поддавки,Где уже - не протянуть руки Никому - задушит постоянствоВремени словесного убранства...Надо бы придумать угол счастья,Где слова для этого украсть мне?Мы всему даём лишь имена -Что не наша, в сущности, вина!

Большая проблема с осознанностью, чтобы она росла в важные моменты жизни, в моменты великой опасности, угрозы, или наоборот великого соблазна, удачи. А не исключительно в моменты, когда всё спокойно и можно посидеть в лотосе и ничего от тебя больше не требуется. Обычно же у адептов наоборот, встал из лотоса, осознанность выключили. Будда или архат, рассказывают, осознает себя 24 часа в сутки, являя непрерывную форму сознания. То есть и в самом глубоком сне помнит кто он, что но и зачем он.

Нереализованные желания - это то, что двигает нас в жизни.Нереализованное желание - источник неприятных чувств, если за ним прячется жизненно важная потребность, и у меня нет плана или идей, как его осуществить.Надежда - способ ослабить своё переживание через снятие с себя части или даже всей ответственности за исполнение своего желания.Если постоянно сдвигать ожидаемое время реализации своего желания вперёд в будущее, то можно прожить целую жизнь в ожидании или бесконечных усилиях. Умение не отвергать, а проживать неприятные чувства позволяет лучше понимать, что за потребности стоят за желаниями.Отдельные желания не связаны с актуальными потребностями, а другие невозможно реализовать без потери чего-то более важного либо по объективным причинам.Признание невозможности реализации своего желания происходит через усиление интенсивности неприятных переживаний, после чего организм расслабляется, и становится возможным начать фокусироваться на чём-то новом.

тайноведческое рассмотрение восходит к следующему члену человеческого существа. Чтобы составить представление об этом члене, оно указывает на явление сна, как при теле эфирном оно указывало на смерть. Все человеческое творчество, поскольку дело идет о видимом, основано на деятельности в бодрственном состоянии. Но эта деятельность возможна только, когда человек все снова и снова черпает из сна подкрепление для своих истощенных сил. Деятельность и мышление прекращаются во время сна, всякое горе, всякая радость исчезает для сознательной жизни. Как из скрытых, таинственных источников при пробуждении человека поднимаются сознательные силы из бессознательности сна. Это то же самое сознание, которое при засыпании погружается в темные глубины и снова восходит при пробуждении. То, что все снова пробуждает жизнь из состояния бессознательности, и есть в смысле тайноведения третий член человеческого существа.

Что же тогда такое мысль? Мы сказали — рождение. Что мысль — рождение, особенно ясно увидел Платон, которому Сократ помогал при родах. Рождаются не готовые формы, а «идеи», т.е. роды. Философское рождение это роды родов («второе рождение»), рождение самого рождения. Это, конечно, трудно до невозможности. Однако трудность не в самих родах, которые, похоже, устраивает и обеспечивает себе не совсем один только человек, а в том, чтобы, помогая им, не вмешиваться в них. Никто не может помешать нашим вторым родам больше, чем мы же сами.

И вот, когда мы все поём Внутри, а смысл не отыскали, Наш мир пугает миндалем - И запахом, и лепестками, И белым облаком в руках, И песней быстрых воскрешений - Все то, что прячут на песках, Как клад метели совершенный.Когда читаешь по слогам И всюду пепел наметает, Поднимешь голову, а тамЕще совсем не рассветает, И белизна, которой нет, К тебе приходит, не робея, И даже мой зеленый цвет Ее, невидимой, слабее. И волны катятся. Ударь - И целый век поют моторы. Но целый век шумит миндаль, Зовет на улицу, с которой Забрасывает мне в окно Свое сокровище, одно Из тех, что равносильны чуду. Ничья печать. Немой удел. Я не владею. Не владел И не смогу. Но помнить буду.

психология бизнесмена, который работает "просто ради прибыли" ничем не отличается от психологии наёмного работника, который занимается нелюбимым делом за пайку. это в лучшем случае, а в худшем — от психологии вора. люди с такими устремлениями надолго в этом деле не задерживаются, если только их деятельность не обеспечена коррупцией

бизнес, это прежде всего сложная система человеческих взаимоотношений, построенная на взаимном доверии. а деньги... деньги, они как электричество в розетке или кровь в жилах. нужны, конечно, и вещь хорошая, но не могут быть конечной целью.

- До какой степени "неправости" должен дойти "свой", чтобы перестать таковым быть?- Нет такой степени, нет предела.- И что есть "свой"?"- Любой другой человек — "свой". "Чужой" — может быть только внутри себя. И это не человек.

Раньше мы умели мечтать. И именно этим умением мечтать расплатились за умение рисковать

Хочу еще раз высказать, на мой взгляд, ключевой тезис о возможности духовного возрождения в современном мире: Для такого возрождение необходимо становление небольших сообществ, иначе говоря, рабочих групп, в которых будет строиться, развиваться возможность диалога, то есть взаимного понимания и участия в духовном и, в первую очередь, мыслительном общении, преодолевающем границы эгоцентризма его участников. Это принципиально не может быть общением, диалогом, в котором участники изначально согласны друг с другом. Наоборот, чем больше разнообразие и противоположность субъективных точек зрения и убеждений, тем более значимо усилие, направленное на возможность диалога. Христианская любовь состоит не в том, чтобы принимать близких по убеждениям, а в способности слышать Другого именно, как другого, а не как свое нарциссическое отражение. Только в этом случае диалог имеет общечеловеческое, а, точнее говоря, человечески духовное значение, а не значение для секты последователей одной идеологии. Только такая группа изначально воспроизводит и преодолевает современную разобщённость и нарциссический индивидуализм.

Я восхищен действиями спасателя: в сложной обстановке ему надо было принять сразу несколько важных решений, без права ошибиться, и при этом очень быстро.И он каким-то невероятным образом верно выбрал того, кому дать нудл и доверить спасение девочки. Этот подросток был не самым старшим, не самым крупным, не самым крепким. Но он в этой толпе выглядел единственным, кто не подавал признаков паники. И вот он - справился.Я возьму это на вооружение. Кого выбрать, кто справится - и каким быть, чтобы справиться. Не нужно быть сильнее остальных и даже сильнее стихии, вполне довольно быть сильнее самого себя и своего страха.

«Знаете этот популярный миф: „Причина плохого почерка — современная шариковая ручка. Перышком раньше писали, совсем другой у детей был почерк!“ Действительно, при письме чернильными ручками у многих (но далеко не у всех) детей почерк был лучше. Но дело не в ручке, а в скорости письма: чернильная ручка ограничивала ритм и темп написания слов. Дети раньше просто писали медленнее, скорости от них никто и не требовал: невозможно писать безотрывно, ведь надо макать перо в чернила. Именно медленный темп позволял лучше формировать навык» — это цитата из книги М.Безрухик " «Обучение чтению»....Если детей не форсировать, а дать им возможность отработать навык письма спокойно и последовательно, ухудшения почерка не будет. Безотрывное письмо не учитывает, что мышцы ребенка еще функционально не зрелы, кости и фаланги пальцев окончательно не сформированы, нервно-мышечная регуляция графических движений еще не совершенна. Оно нарушает психофизиологическую структуру письма, требует от ребенка выполнять биомеханически нецелесообразные движения (возвраты или точное проведение по уже написанному).

Одна из лучших возможностей нашего времени, кроме стоматологии с обезболиванием — возможность всегда с кем-то поговорить о чем угодно

нужно больше внимания уделять банальностям, чем оригинальному. Банальное интересно, оригинальное неинтересно. Банальное соединяет, оригинальное разделяет. Жизнь банальна, и умственная биография должна иметь дело именно с банальным. Формулы редко бывают общеприменимыми, зато ход мыслей, который к ним приводит, исключительно разнообразен и всегда банален по своей сути. То, что приводит к мысли, — это другие мысли, это какие-то проблемы, которые человеку довелось поставить перед собой; но их воздействие оказывается банально. Наверное, лучше всего уважению к банальностям учит математика, несмотря на её формульность, которая, конечно, мешает. Трудность в том, что наиболее банальные мысли труднее всего в себе обнаружить

Бывают человеки, очень нуждающиеся в других людях — особенно тех, которых могут присвоить себе, сделав в какой-то мере своей частью. Этим людям для уверенности, спокойствия и полновесной жизни необходимо, чтобы у близкого круга были общие социальные "представления о хорошем". И для таких людей нынче тяжёлые времена. А если человек ещё и чувствительный и небесталанный — совсем беда, несчастье, ахтунг и катастрофа. Во времена не так уж давние некоторое число групповых "представления о хорошем" штамповалось социумом, и не было ни возможности, ни особой необходимости, самому что-то предпринимать — разве что приноровится к более подходящему из вариантов. Теперь уже так не получается — свою большую "семью" приходится выращивать самому — отгрызая от хаотизированного человейника пространство и ресурсы. Не то чтобы это вот дело совсем уж вселенского масштаба, но некоторой сноровки и хоть каких-то знаний всё же требует.

Всё пытаюсь понять – что же в головах у людей, которые способны одобрять войну? Каким таким особенным качеством, участком мозга или души они обладают, или наоборот, что у них отсутствует?...Человек в обычной жизни истинно добр, покладист и неконфликтен, - но при этом одобряет всё происходящее. Дословно повторяет все эти мантры первого канала.И вот что это? Отсутствие критического мышления? Советская парадигма, согласно которой вокруг – враги, а родина – всегда права? Какая-то особая внушаемость?В тех немногих Z, с кем я лично знаком, вижу одну общую черту – они не любят признавать свои слабости, говорить о своих проблемах… Никогда не жалуются на судьбу, у них всегда всё нормально. Не знаю, о чём это говорит – о силе характера или о недостатке эмпатии, или о чём-то ещё, но кажется, есть какая-то связь.

для того, чтобы понять рыбу, недостаточно быть рыбой (как утверждали даосы), нужно еще и одновременно не быть рыбой

Протезированный мир также наполнен смертью как извращением жизни. Наиболее изощренным вариантом одержимости смертью является формирование нежити — существа, ведающего, что такое жизнь, но ее лишенного, а поэтому стремящегося имитировать жизнь, создать иллюзию жизни за счет использования специальной техники. Пример формирования нежити — реанимирование сопротивляющегося жизни, а локальных нежитей — использование муляжей гениталий для полового удовлетворения. Все описанные пути одержимости смертью представляют собой извращения жизни. Смерть сопровождает и провоцирует трупообразование, когда уменьшается жизненаполненность организма. Смерть появляется тогда, когда обнаруживается, что для жизни не хватает каких-то ресурсов энергетических, временных, субстратных. Некротизм опирается на совершенство функционирования организмов, их самособойность. Один и тот же процесс трансформации организма может выглядеть и как сопровождающееся расцветом жизни освобождение от плоти и начало новой, более полной жизни, связанной только с душой, и как освобождение тела от души и образованием одержимого смертью трупа с его дальнейшим разложением. Понимание проявления жизни при трансформациях организма, роли в них тела и трупообразования — важный момент подготовки к правильному завершению телесной земной жизни. В этом — одна из практических задач танатологии, решаемая дома, в клиниках, хосписах…

Локальная некротизация, как и локальное трупообразование, могут увеличивать общую жизненаполненность. Так, наличие многих стереотипов поведения у человека освобождает его сознание от творческого решения множества обыденных задач (типа поиска выключателя или застегивания пуговиц) и позволяет осуществлять сложные и уникальные действия. Но в этом опасность того, что вся деятельность окажется самособойной, некротизм приобретет тотальный характер и человек превратится в автомат. Это тоже разновидность смерти без трупообразования. Учитывая некротизацию, можно различать три разряда существ — живых, в которых актуально проявляется жизнь, мертвых — допускающих или даже содержавших в себе жизнь, но лишенных её сейчас, и неживых, существование развитой жизни в которых невозможно (существование последнего типа, отличного от второго, иногда проблематизируется). Некротизация умножает число мертвых существ, которые начинают перемешиваться с неживыми. Сложно организованное функционирование неживых организмов позволяет имитировать проявление жизни, причем, чем сложнее это функционирование, тем в большей мере. Такие организмы можно создавать искусственно, правда, обычно на других субстратах. Таковы протезы. Как и в случае некротизма, использование протезов может привести к увеличению жизненаполненности индивида, но существует и опасность тотального протезирования организма с неизбежным замещением всей жизни функционированием. Пределом является протезирование души.

Часто смерть не замечается тогда, когда она не сопровождается трупообразованием или этот труп незаметен. Так, вокруг нас бродит много мертвецов — тех, в которых умерли чувства, душа. При этом имеет место и трупообразование — структуры психики разрушены, вплоть до омертвления той или иной души (печеночной, сердечной, головной), причем оккультизм может использовать материал этих душ. Многим это незаметно и такие бродящие трупы не вызывают у них дискомфорта. Для обладающих душевным зрением, присутствие этих трупов очевидно. Психическая смерть и трупообразование души не редкость — речь идет о зомбировании, программировании, старческой ритуализации обыденного Поэтому необходимо обсуждение еще одного феномена — некротизации. Некротизация — процесс замещения поведения, автоматическом самособойном функционировании человека и т.д.

Страх в человеческом существе, конечно, относится в основном к проблеме образа самого себя — к нашему отождествлению с этим образом и фантомным угрозам для его существования. У животных страх вызывается аналогичными образами, памятью или ассоциациями. Но их страх не упреждающий, он не существует вне непосредственного контекста реальности. У этого вопроса есть много аспектов. Нами правят ассоциации, и гораздо сильнее, чем мы себе это представляем. Связанные со страхом ассоциации у разных людей очень сильно различаются. Весьма поучительно, например, с простой и практической точки зрения, видеть подобные различия между нами. Так, некоторые люди более свободны и бесстрашны в собственных мыслях. Они не боятся появления у себя каких-то странных идей или даже галлюцинаций. Другие же могут быть смелыми во всём, что касается их телесного участия, но оказываются неспособными открыто встретиться в лицо с внутренними конфликтами. Страх является фундаментальной проблемой. Очень большой... Возможно, в основе её лежит страх небытия. Поэтому, лишь ваша смерть, когда вы умерли для самого себя, несёт вам избавление от страха, поскольку именно тогда вы открываете и вступаете в сферу бытия.

"Большинство из нас подобно рыбам, пойманным на крючок. В качестве удерживающего нас крючка выступает наше глубокое духовное стремление, а Будда пытается наматывать катушку, чтобы вытащить нас из реки. Но мы проводим основную часть времени в борьбе, не желая быть вытащенными, не желая отпустить все те вещи, за которые мы отчаянно цепляемся. И хоть мы часто сами понимаем, что духовное обучение должно вывести нас в правильном направлении, мы говорим самим себе: "Я должен сделать это" или "Мне надо получить то"...

Сознание может казаться независимым феноменом, но сам его уровень определяется именно языком. Чтобы стать человеком, надо прежде всего овладеть языком человеческим. Учёному необходимо освоить язык науки, музыканту - музыки... То же самое и в нашей внутренней жизни -- мы можем прийти к другим уровням сознания, изучая язык эмоций, etc.

"до реальной психологии нам ещё далеко, пока необходимо изучать механику"

Сознание, согласно теории пассивных фреймов, намного более рефлексивно и менее целенаправлено, в сравнении с общепринятым мнением о нём, навязываемым нам "житейской мудростью". Поскольку человеческая мысль воспринимает своё собственное сознание как нечто, просвечивающее, просеивающееся через все наши желания, мысли, чувства и физические действия, люди воспринимают своё сознание, как осуществляющее (явный либо неявный) контроль над всеми этими мириадами импульсов. Но в реальности, сознание выполняет одну и ту же простую задачу вновь и вновь, лишь создавая впечатление, что оно делает больше, чем фактически, в соответствии с его ролью.

"Свобода воли", которую люди обычно приписывают своему сознательному уму — как идея о том, что наше сознание, как "решающее", руководит курсом наших действий — подобная свобода воли не существует. Вместо этого, сознание лишь транслирует информацию для контроля "намеренными" действиями или целенаправленной двигательной активностью, вовлекающей в работу скелетно-мышечную систему.

"Одна мысль даже не подозревает о другой, они часто просто действуют в соответствии и имеют доступ к одной и той же бессознательной информации. У вас появляется одна мысль, а за ней следующая. И вы думаете, что к новой мысли вас привела предыдущая, но похоже, что в реальности процесс идёт совсем иначе".Авторам потребовалось более 10 лет на разработку теории. "Первой из причин, почему потребовалось такое длительное время, является то, что такие вещи психологически трудно принять вначале. Причина как раз в том, что люди путают сознание с тем, для чего, как они думают, это сознание используют. Также, большинство подходов в изучении сознания фокусируются на восприятии, а не на действии".

Эта теория имеет серьёзные последствия для изучения ментальных расстройств. Со слов автора работы: "Почему в вас присутствуют страстные желания и мысли, которые кажутся неподобающими? Потому что, в определенном смысле, система сознания не знает, что вы не должны думать о чём-то. Генератор желаний в нас просто не знает, что некое желание является неуместным для наших мыслей или происходящего действия".

Изучение сознания является сложной и запутанной проблемой, из-за присущей изучению внутренней трудности, требующей приложения сознательной мысли к изучению самой себя. "Подавляющую часть своей истории, человечество занималось охотой и собирательством и было озабочено более неотложными проблемами, требующими быстрого исполнения намеренных действий. Соответственно, и сознание эволюционировало больше для задач подобных типов действий, чем понимания себя"

Биологизм как форма меланхолииВ книге Карин Юханнисон 'История меланхолии' увидел такое:'Примечательно также, что у мужчин долгое время считались допустимыми самые дикие проявления меланхолии. Яркий пример – писатель Сэмюэл Джонсон, один из наиболее известных меланхоликов XVIII века. Он сознательно погружается в глубины низости, жестокости и обжорства, нарочно доводя свои похождения до гротеска. Его перу принадлежит следующая мрачная запись: «Тот, кто превратился в животное, избавлен от страдания быть человеком».

"...Но, продолжив чтение, я вдруг осознал, что здесь затрагивается нечто совершенно иное, касающееся взглядов отца Сильвана на взаимоотношения между идеями и практикой.На протяжении всего манускрипта он постоянно предупреждает об опасности слепой веры, слепой практики, не имеющей определённого уровня интеллектуального понимания. "От интеллекта нельзя отказаться, оставить без надзора", — пишет он — "до тех пор, пока он сам не поймёт, почему он должен быть отставлен и сможет сам теоретически с этим согласиться. А для этого, сначала в уме должно быть развито определённое отношение к необходимым идеям — посредством чистого восприятия, на протяжении длительного времени... Тогда и только тогда станет возможно приступить к следующей стадии практики. Но сначала эго должно сделаться заинтересованным в своём собственном "уничтожении"... Не обладая должным интересом и правильным отношением, человек никогда не сможет вынести эмоциональное напряжение, вызываемое смещением внутренних пластов его природы и необходимое для установления правильных взаимоотношений между эго и волей. Вместо этого, он будет отступать в бесконечном повторении былых усилий, попадая в ловушку воображения или даже скатываясь к насилию разного рода. В любом случае, дальнейший прогресс будет остановлен."~ from: Needleman, Jacob. "Lost Christiantiy" (2003)

Если ум осознавая тело натыкается на "булавку" искажённой области искажённую конфигурацию можно и нужно осознать а затем выработать движение, упражнение, модифицировать текущие движения так, чтобы действовать не по конфигурации "булавки", а в гармонии со всем телом, сбалансированно. Чтобы одно переходило в другое плавно, и это касается и биохимии.Я когда иду, стараюсь осознавать тело целокупно ощущая где именно внутренние процессы обмена, перехода жидкостей, движения сил, начинают "сминаться" притормаживаться, и где процесс тормозится сильнее, где слабее. Стараюсь воспринять переходящие друг в друга процессы и системы как череду блоков, или допустим, ёмкостей с разным давлением. Вот одна сила переходит в другую, и давление меняется. На переходе некое стеснение, запруда, которая состоит и сама из нескольких блоков. И вот работа этих микропроцессов, блоков, вразнобой, не последовательно а принудительно, ослабленно или через силу, создаёт плотину на пути основного процесса обмена, тормозит всё тело.

Наша огромнейшая проблема в том, что когда у нас во внимание попадает проблемная область тела, она полностью диктует своей проблемой для нас конфигурацию ума, она распространяет, передаёт нам настройку изначально искажённую и вредную. Ничего, согласен, странного, когда то что искажено осознаётся. Вот только проблема в том, что мы привыкли всякую свою опорность, конфигурацию, строить исходя из своих телесных проблем и искажённой ими опорности. Как будто в нас втыкали гвозди, булавки, и так мы ходим делая вид что это нормально.

Все, что есть во мне ценного, все без исключения, исходит не от меня, а извне, но не как дар, а как ссуда, которую приходится постоянно пополнять. Все, что есть во мне моего, без исключения, не имеет ни малейшей ценности. Из дарований, полученных извне, все, что я усваиваю себе, моментально оказывается лишенным ценности».(Симона Вейль, Тетради 1933-1942, Том II)

Небытие для буддизма (а по правде сказать, и для всего Востока в целом) не содержит в себе того довольно мрачного значения, какое придаем ему мы. Оно совпадает с последним опытом света или, если угодно, с состоянием вечного сияющего отсутствия, лучистой пустоты: это бытие, возобладавшее над всеми своими атрибутами, или скорее в высшей степени позитивное несуществование, которое излучает нематериальное, беспочвенное блаженство, не имеющее никакой опоры в каком бы то ни было из миров.Можно подумать, материя из ревности к жизни старается за ней подглядеть, чтобы отыскать ее слабые места и покарать за смелые начинания и вероломство.

Начатое за здравие у Гребера и Венгроу объяснение "свободы" происхождением от "дружбы" обошло вниманием очень важную смысловую дихотомию. Противоположностью дружбы является вражда в самой основе германских языков. Разница между двумя глаголами и их производными заключалась всего в одном звуке r.Если от глагола freon "дружить, любить" происходят "мир", "вольный" и "друг" - friþ, free и некогда действительное причастие настоящего времени friend, то есть "любящий", то антонимичный feon ("не любить") подразумевает не только вражду, но и обуславливает собственнические отношения. Если foe и некогда действительное причастие настоящего времени fiend означают "враг", то есть "ненавидящий" и даже "подвергающий гонениям", то у слова fee, которое теперь означает гонорар, в домонетарную эпоху было куда более приземлённое значение - это "дань", скотом или рабами, какая разница, всё равно скот, движимое имущество, которое отбирали силой или угрозой применения силы.То есть мы получаем ещё и противопоставление свободы и собственности на этом примере, который можно считать языковым отголоском перехода от общинного устройства к классовому разделению.

Когда человек формируется, развивается, кармы, опыт, поступки и повторяющиеся мысли, культурный слой, работа, близкие - всё формирует характер, индивидуальность. Результат процесса этого никем в долгосрочной перспективе не планируется, более того, обычно диапазон изменений не слишком большой, и если попал уж человек в колею, так и будет сформирован в соответствии с ней. Например у последних поколений так трёх у многих формирующим фактором является игромания. У работяг тоже свои колеи, это особенно заметно в корпоративной культуре. Например админы выглядят похоже друг на друга, программисты ещё более схожи, менеджеры-продажники похожи по своему, секретарши так же имеют свой дресс-стиль, косметику и лица, бухгалтера, бухгалтерши, юристы, оценщики, прокуроры, полисия, все имеют свои подходящие их жизненному стилю и работе лица, ну и где то мысли, устремления, культурные слои...

Пока человек не слишком хорошо себя осознаёт, знает, не слишком себя принимает, или допустим в его уме общественное и требования текущей обстановки, рутины, превалируют над его характером, он в основном не рыба ни мясо. Некая серединка на половинку, челн двигающийся по воле культурного ветра, ситуации, действует на рефлексах опыта.Когда же он познаёт себя каким либо способом, утверждается в себе, например в своей компетентности, в навыке решения задач, особенно разных задач, из разных слоёв, когда он приобретает увереннность и формирует свои проявления, его манифестация характера, его выражение, давление как бы характера на мир, становится сильнее. Кто то учится и управлять этим - как начальник учится и дистанционироваться от подчинённых, и давить на них, и управлять, и вкрадчиво утешать, незаметно и заметно стимулировать.

Маски, отыгрыши, всякий сталкинг, актёрская игра в меньшей степени - ситуационны, фрагментированы, частичны. Как фальшивая улыбка на лице в то время как всё тело источает безразличие, слабость и вялость. Познавший себя, сильный  или не очень характер, выражается так, что его не спутаешь с вялостью незнания себя.

Иногда же сильные идеи, культура начинает формировать сильные востребованные временем характеры. Как у кочевников, воинов, мачизм, поддерживаемая агрессивность, гордость, эгоизм, презрение к другим могут формировать сильные характеры, добивающиеся целей с помощью агрессивных поступков.  Или же допустим национализм может формировать идею воина - защитника отечества от внешних агрессоров, формировать саму идею агрессивного противостояния.  Сильные идеи повлияют и на ум и на тело, дадут прочную колею, ограничив где то и поступки и мысли, и ум. Так детские травмы часто создают сильные механизмы выживания в человеке, на всю жизнь формируя характер и лицо, но создавая прочный и иногда вредный, опасный для других инструмент.

Осознанность же является не идеей а самим жизненным процессом, и чем больше осознание тела, тем меньше требуется рефлексировать, менять умственные позиции, размышлять или жить культурами, а точнее, осознанность со временем ведущая к Силе и Духу сама по себе является сильной культурой, построенной на наполненности энергией и присутствии в текущем моменте, а там дальше уже и прояления Духа идут, и природные тенденции, и родовые намерения, и многое что и не снилось мудрецам приходит в жизнь осознанного человека востребовавшего Силу..

Если обычный характер, даже сильный характер, особенный характер, умный характер, во многом управляется и подчинён мышлению, рефлексам, кармам, опыту, то характер проявляющийся в осознанности, это характер, поднимающийся над всеми этими когда то случившимися и прошитыми выборами, отходящий от них в пользу понимания СЕБЯ не как управляющей системы, внимание не из подчинённого положения, а СЕБЯ как управляемой системы. Включая всякий выбор, всякий рефлекс и всякие темы для мышления, причём в основном это всё не слишком то интересно.Большинство людей многократно встают за жизнь на эту точку зрения но не становятся способны как то развивать осознанность, потому что не обладают знанием и искусностью в методах чтобы разобраться что в восприятии своего смятого тела, что в смятом хаотичном уме со множеством всплывающих зарядов карм, запечатлённых опытов.  Дело в том что одного знания тут и не достаточно, потому что требуется прежде всего опыт практики.

С опытом характер проявляющийся в осознанности так же формируется. Не обязательно это фитоняша или йогин, учитель, наставник или дервиш, это может быть например развитие хорошей генетики, телесная память рода или же даже проявление той дхармы которая звучит из барабана. Вот только она видна - осознанное действие в не слишком фрагментированном теле, в котором есть хотя бы часть целостности, отличается от действия рефлекторного и из разорванного тела. Само действие становится наполненным, меняется даже абрис, само восприятие грани такого тела меняется, тело передаёт смысл, эмоцию коли выбрана она, более ёмко, более весомо.

Можно учиться, даже почти не двигаясь, наполнять свой абрис, язык тела, даже недвижимого тела, весом, смыслом, характером.  Например если среди толпы я ощущаю от кого то давление, можно создать превалирующее, встречное давление (кстати работает, в эмпатии зачастую люди борются друг с другом невзирая на то, что транслируют зачастую они перекосы да болезни), можно создать успокаивающее действие, можно создать пустоту, в общем можно менять позицию ума и невербалику/эмпатию. Можно и не рефлексируя о других, просто занимаясь осознанием тела, придавать себе и своим членам какое то выражение, смысл. Рабочая рука, сильная рука, рука бойца, расслабленная рука, вялая рука, красивая рука - мало ли смысла мы можем видеть в собственном теле? Женщины я полагаю всю жизнь занимаются этим, создавая фетиш из своей красоты, платья, учась выражению идей красоты, моды, индивидуальности собственным телом.Но опять же, в основном это распространённые образы-характеры навроде фитоняши, фитнесс-модели, рабочей лошадки, матери, учёной, прожигательницы жизни )Я пробовал создавать абрисы напитанные идеей как для всего тела так и для отдельно рук например. Действительно интересно. Можно кисти изображающей голову гуся придавать разные настроения, разговаривать ею. Можно и без кисти одно предплечье так напитать характером что оно одно будет передавать присутствие. Всякое можно делать.

А вот когда то у меня вместо характера были в некоторых местах заплатки из якорей самопрограммирования. Например в случае атаки гопника - немедленный безжалостный встречный удар. В осах в случае запугивания призраками- их поглощение. Просто, предсказуемо, рабоче.  Заплаты эти в чём то хороши, но они так и не становятся живым характером, скорее омрачением, опытом, со временем становятся вредны и не нужны, потому что они слабее чем осознанный характер знающий себя, а запечатления якорей - такая же карма, от которой прочем можно отказаться.

Знающий себя, даже ничтожный алкоголик, трудяга, бомж,  имеет в этом знании преимущество, в присутствии, нежели тот кто себя не знает, а характер проявляет рефлекторно, из навязанного да обязательного опыта, из рефлексов мышления...Вот только и характера у него почти не будет, а будет скорее воплощённая драма, живущая своей жизнью...

Участие, но без учитывания, т.е. внутренне, но в отношении внешнего.Пытайтесь и будьте безразличными внутри, а снаружи — наоборот.Выказывайте сочувствие не только, когда чувствуете симпатию, но всегда, когда должны делать выбор.Создавайте силу, управляя чувствами.Создавайте препятствия для машины; автоматические препятствия недостаточны для неотождествления.Мораль создаёт автоматические препятствия и является субъективной тренировкой.Наше знание зависит от нашего бытия и соответствует ему.Добейтесь роста или изменения бытия, тогда и знание возрастет и изменится.Вся наша нынешняя "информация" приобретена во "сне", а значит никоим образом не принадлежит нам.Наши мотивы в одном центре, наши проявления в другом.Мы используем лишь крошечную часть содержимого своих центров, остальное бесполезно растрачивается.Наши "высшие центры" необходимы для связи с высшими центрами человечества, не знающими языка низших.Внутренний круг человечества помогает нам из эгоистических соображений.Поэтому мы должны помогать им в их работе в первую очередь.Нет двух людей, которые дадут одинаковое определение чему угодно, возникающие ассоциации всегда различны.Все мы находимся на различных уровнях общей механистичности.Противостоите привычкам и смотрите на результат, особенно в компенсирующих привычках.Наблюдайте, узнавайте, контролируйте, связывайте центры.Важнее интенсивность усилия, а не потраченное время.Изучайте свою собственную машину. Это горазо лучше изучения чужих идей.Концентрация трудна из-за вмешательства эмоционального центра.Чем меньше мы понимаем, тем больше слов нам требуется.Язык создан лишь для выражения простых вещей, в нём нет доступных слов для "высших" смыслов.Сами слова необходимы, иначе мы не достигнем понимания. Но пока мы все их понимаем по разному.Чтобы реально знать хоть что-то, мы должны знать всё.Мы служим передатчиками вибраций для луны.Земля покрыта плёнкой органической жизни, баланс которой поддерживается планетами, Землёй и Луной.Органическая жизнь настолько сильна, что никто не может измениться в одиночку.Сама же Земля слишком мала, чтобы быть затронутой воздействием воли.Центры являются приёмниками различных по скорости вибраций.Воспринимаемые вибрации затрагивают их не в равной степени.Центры представляют собой приёмные и передающие станции.Чтобы прекратить блуждание мыслей, сейчас пока необходимо применять силу. Хотя есть ещё и механические способы, которые можно будет использовать позже. Наблюдение воображения помогает за счёт перенаправления энергии, используемой для фантазий, в сторону способности самонаблюдения.

Постфундаментализм — это попытка возрождения или возвращения мас-штабов, претензий и амбиций философии после эссенциализма и конструкти-визма (постмодернизма). Постфундаментализм стремится заново изобрестиспецифические стили, практики или техники мышления для обновления илитрансформации философии. Особенность данных инноваций может рассма-триваться как ответ на ограничения, налагаемые спецификой множествен-ного реального. На этом основании можно утверждать, что трансформацияпрактики мышления возникла в ответ на необходимость репозиционированиямножественного реального как имманентного самой мысли. это обновление,возможно, находит свое наиболее значительное выражение в перестройкефилософии вместе с технологическими и антропологическими, нейробиоло-гическими, математическими и другими парадигмами научности.

концепции «спекулятивного реализма» (К. Мейясу), «новогореализма» (М. Феррарис), «объектно-ориентированной онтологии» (Г. хар-ман, Л. Брайант), аналитической и постаналитической онтологии (П. Инваген,дж. Тернер, К. Макдэниел), «нового материализма» (К. Барад, дж. Беннет,Р. Брайдотти, М. деланда), «новой феноменологии» (М. Анри, э. Левинас,Ж.-Л. Марион), «новой науки о сознании» (э. Кларк, д. чалмерс, д. деннет).

Обновление онтологии задает несколько мотивов и серий философем,определяющих перспективы современной философии и гуманитаристики,техники мышления в целом. Прежде всего, это мотив постфундаментализмаи целая серия философем безосновности, случайности, хаоса или даже гипер-хаоса. Некоторым образом эти мотивы постфундаментализма вводятся рядомс тематикой антиэссенциализма, антисубстантивизма, когда ни одна субстанцияне может рассматриваться в качестве сущности совместности.

не только человеческое, постчеловеческое, транс-,сверх- или античеловеческое, но и никакая другая форма репрезентациине в состоянии исчерпать это безосновное множество сингулярностей. Болеетого, эта исходная совместность, или социальность, не ограничена только чело-веческим, она включает в себя любую сингулярность вне зависимости от того,воспринимается она как человеческая или нечеловеческая, органическая илинеорганическая, живая или неживая.

Всякая онтология в той мере, в какой объясняет мир путем егоредукции к какому-либо основанию, каким бы оно ни было — элементар-ной частицей, Большим взрывом, языком или социальной формой, остаетсяпринципиально теологической в своей ориентации. даже если она самоопре-деляется как светская или атеистическая, ее способ объяснения теологичен.Она приписывает объяснительную силу скрытым механизмам и причинам,предполагает изначальное единство, или фундаментальную совместимость,и снимает локальные различия в движении глобальной системы.

Пределы экзистенциального,феноменологического мира совпадают с границами всей планеты. это, конечно,результат исторического процесса. На протяжении веков мы открывали мир.Наш мир или наш способ бытия стал одним из этих открытий, и для этой целимы «подчинили» все другие «миры» — другие материки, другие культурыи религии, наконец, превратили весь мир в наш «мир» в феноменологиче-ском смысле слова. С глобализацией проект открытия мира завершен. «Мир,ставший “mondialis”, “mundus”, ставший “mondiale”, подрывает классическоеразделение между внешним и внутренним и нарушает все линии демаркациимежду “мирами”, которые в свое время считались определяющими для мира...

концепция мира находит свое основополагающее философское выражениеу Канта: “Все трансцендентальные идеи, поскольку они касаются абсолютнойполноты в синтезе явлений, я называю космологическими понятиями отчастиввиду именно этой безусловной полноты, на которой основывается такжепонятие мироздания”. В этом смысле глобализация представляет собой транс-цендентальную идею. Свою экзистенциально-онтологическую экспозициюона получает у хайдеггера в его знаменитом неблагозвучном выражении “мирмирует” (die Weltweltet)» [Osborne 2018, p. 28].

Философия родится в жизни духа и от духовной жизни. Поэтому тот, кто желает творить ее, должен прежде всего начать духовную жизнь; он должен быть духовен. Но духовное бытие есть такое состояние, в котором душа любит божественные предметы, радуется им и творит их. Поэтому философ должен прежде быть духом и действовать в духе; и только это может дать ему подлинный предметный опыт, энергию мысли и право на знание. Ибо философия больше, чем жизнь: она есть завершение жизни; а жизнь первее философии: она есть ее источник и предмет.

Народ, не выносивший зрелого правосознания, не создавший сильной и духовно верной государственности, не может иметь подлинной и предметной философии права: она зародится только тогда, когда для него придет эпоха великой борьбы за правосознание и.за настоящую государственность. Там, где царят грубые, жестокие нравы, где молчит любовь и дружба, где царит корысть и беспринципность — не расцветает философское учение о добре; ибо знание всегда было и всегда будет зрелым завершением опыта, а нравственный опыт нуждается в национальной лаборатории и возрастает лишь в атмосфере всенародных достижений.

Быть ученым, быть философом — есть, конечно, состояние личное, индивидуальное, но иметь науку, иметь философию, религию, искусство, нравственную культуру, государство — есть состояние всенародное, национальное. Духовная культура не есть личное, или групповое, или классовое достояние; в своих истинных достижениях она даже сверхнациональна. Но по своему опытному источнику, по своему творческому ритму и по своему своеобразию — она национальна, а в пределах единой, духовно сопринадлежащей нации она всенародна. Духовная культура народа определяется тем, живет ли он духовным опытом или нет; и если живет, то в лице большинства, или меньшинства, или отдельных, исключительных индивидуумов; и притом, интенсивна ли и предметна эта жизнь или нет. Этим-то состоянием всенародного духовного опыта определяется и судьба национальной философии.

Все это с очевидностью свидетельствует о том, что философия как наука, основанная на предметном опыте, не только не чужда жизни, но связана с нею глубочайшею и драгоценною связью. Настоящая, большая философия, заслуживающая своего имени и ведущая к действительной мудрости, слагается в предметном переживании и верном познавании тех ценностей, через которые самая жизнь человеческая получает свой смысл и свое значение; она исследует то, ради чего человеку и человечеству только и стоит жить на земле; и исследование это требует от исследователя подлинной жизни в предмете. Именно опыт делает философию наукой и вводит ее в глубину жизни. Ибо наука вообще невозможна вне опыта; она питается опытным переживанием предмета, его систематическим восприятием и созерцанием. Но философ вводится этою практикою именно в те предметные содержания, через которые жизнь человека есть жизнь, а не быт, не прозябание и не пресмыкание. Ибо, на самом деле, жизнь человека есть не игра естественных сил и не беспринципная борьба за существование, но творческий процесс, протекающий пред лицом Божиим и при участии божественных сил, живущих в человеке. Жить — значит сочетать, соединять подлинную ценность с подлинною силою; придавать объективно-ценному природу силы и сообщать силе значение объективной ценности и правоты; иными словами: осуществлять ценность как побеждающую силу и осуществлять силу как духовную ценность. Но именно таково призвание философии, которая исследует все в меру его божественности и тем населяет души людей божественными содержа-ниями. Вот почему она является настоящим источником великих жизненных убеждений, без которых нет и не может быть достойно? жизни для человека. Ибо нельзя иметь убеждение по приказу; не стоит иметь убеждение по суеверию или из страха; его можно иметь только по самостоятельно испытанной очевидности. И вот философия, приемля в себя предмет религии, имеет задание — открыть каждому доступ к самостоятельному испытанию очевидности в во просах высшего и последнего жизнеопределения. Этим она соблю дает автономию личного духа; но этим она соблюдает и предмет религии, преодолевая всяческий нигилизм, релятивизм и беспринципность. Поэтому предметный опыт философии есть путь, достой ный и человеческого духа, и его божественного предмета.

Человечество веками вынашивало уверенность в том, что философия есть знание ценнейших предметов в их основной сущности; что это знание требует особого, внутреннего, нечувственного опыта; и что добиваться его адекватности необходимо посредством особого внутреннего труда и жизненного очищения. И человечество не ошибалось в этом. Все люди различны и своеобразны; каждый чувствует, желает, воображает и думает по-своему: и у каждого желания и чувства руководят воображением и поставляют мысли такой опыт и такие содержания, которые, может быть, субъективно наиболее приемлемы, приятны, а объективно — нередко наиболее неприемлемы. Но при всей этой пестроте субъективных состояний, предмет остается единым объективным и для всех общим. Люди различны; но предмет один и истина одна. Отсюда необходимость приспособления субъективного своеобразия к объективной природе предмета, необходимость адекватного “переселения” предметного содержания в личный опыт. Для того чтобы верно познавать, философ должен жить так, чтобы его предмет становился его собственным жизненным содержанием; он должен жить тем, что познает; так, чтобы его личная жизнь стала жизнью предмета в нем.

Вот почему еще древние философы унаследовали от религии, вместе с ее предметом, идею очищения души; а история превратила эту идею в глубокую и утонченную традицию. Достаточно вспомнить мистерии пифагорейцев и их деление адептов на “акусмати-ков” и “математиков”; или учение Гераклита о том, что познание божественного огня доступно только душе, обладающей “сухим блеском”; или требование Парменида об отречении от чувственных восприятий и об обуздании воображения мыслью. Недаром Сократ соединял познание добра с воспитанием души к добру и, повинуясь дельфийскому богу, начинал с “самопознания”; недаром Платон чтил мистерии и учил о том, что философ при жизни умирает для земного мира; недаром Аристотель требовал от философа высшей, дианоэтической добродетели. Это искание живет и в новой философии: достаточно вспомнить медитации Декарта или глубокомысленный трактат Спинозы об “очищении интеллекта”. Фихте прямо высказывает эту связь между знанием философа и его жизненно-духовным опытом: человек выговаривает в философии только то, что он сам творит духом и жизнью; а Гегель дает немало тонких указаний человеку, ищущему подлинного философского созерцания. Наконец, современная наука о душевных болезнях, в лице осторожного и зоркого Зигмунда Фрейда, открывает психоанализ как метод, которым человек может не только исцелить и очистить свое бессознательное, но и сообщить своему духу органическую цельность, чуткость и гибкость.

В древней философии, и ранее еще, в древних религиях, была выношена уверенность в том, что человеку, ищущему познать подлинную природу высших предметов и ценностей, необходимо осуществлять в постоянной внутренней работе особое очищение ума и души. Человечество долго и мучительно отыскивало верные пути к такому очищению. История этих исканий полна глубокой значительности: начиная от аскетических упражнений индийских йоги, искавших духовной чистоты через волевое покорение индивидуального тела, она идет к греческим мистериям с их искупительными жертвами, покаянием и символическим восхождением от мрака к свету. Древние народы знали государственно узаконенные обряды, совершавшиеся ради очищения души всякого, ищущего в жизни предметной чистоты. Христианство, сосредоточившее внимание человечества именно на его внутренней жизни, установило посты, учредило исповедальни и очищающие, подъемлющие душу таинства. И когда современная наука, в лице князя С. Н. Трубецкого глубокомысленно связывает историю философии с историей религии и мистерии, то она движется по верному пути: ибо философия с самого начала приняла в себя тот самый предмет, в аффективно-иррациональном переживании которого пребывала религия. Философия, по слову Гегеля, есть культивирование религиозного содержания, но в иной форме — в форме систематического опыта и разумного, очевидного и адекватного, мыслящего познания.

Понятно, что объективность сверхчувственного предмета усматривается не всеми и познается немногими. Исследование его требует особого подхода, особого восприятия, особой культуры воли и внимания; оно возможно только при спецификации душевно-духовного опыта и удается только тому, кто выработал в себе умение внимать сверхчувственному предмету. Исследуя свой предмет, философия начинает с подлинного и реального опыта; она останавливается первоначально на единичном восприятии и добивается в его пределах адекватности, стремясь воспринять предмет так, как он есть на самом деле, т. е. так, как он есть для всех и каждого, т. е. так, как он есть сам по себе и как, следовательно, он должен быть правильно и адекватно воспринят всеми; этим она как бы переселяет содержание предмета в среду испытующей души, чтобы вслед за тем сосредоточить все внимание на усмотрении сущности этого адекватно испытанного содержания, на уловлении ее мыслью и на выражении ее словами. Все это удается, конечно, не сразу, не всегда и не при всяких условиях; это требует большого напряжения всех сил души, и притом не только позитивного, но и негативного напряжения, т. е. и в смысле интенсивного участия, и в смысле произвольного задержания той или иной функции. Здесь бывает необходима и своеобразная, утонченная, индуктивно-экспериментальная проверка внутреннего опыта — то скепсис и осторожное, крадущееся вопроша-ние, то наблюдение за собой, самоанализ и humor sui *, то забвение о себе и сосредоточенное погружение в непосредственное переживание предмета. Но и этого мало. Философ больше, чем всякий другой ученый, должен овладеть силами своего бессознательного, очистить их, придать им гибкость и покорность, сделать их совершенным орудием предметовидения.

Философия исследует сущность самой истины, самого добра и самой красоты; она исследует, самую сущность бытия и жизни, вопрошая об их сверхчувственной первооснове; она исследует самый дух человека и природу его основных актов, воспринимающих эти предметы; она исследует право как естественный атрибут человеческого духа. Иными словами, она исследует божественную природу во всех предметах и, наконец, восходит к познанию самого Божества как единого лона и источника всего, что божественно.

Однако жить сверхчувственным содержанием дано не только аффекту, обращенному к красоте, но и аффекту, религиозно обращенному к Богу, этически обращенному к добру и познавательно обращенному к истине. Молитва, умиление, покаяние, мировая скорбь, сомнение и очевидность—вот состояние души, которые доступны всем людям и в которых аффект одержим сверхчувственным содержанием. Историку духовной жизни достаточно указать на молитвенный экстаз брамина, на одухотворенный эросСократа, на ту “интеллектуальную любовь к Богу”, о которой говорил Спи-ноза, и на то поклонение “духом и истиною”, которому учил Христос.

Подобно этому человеку доступен целый ряд аффектов, посвященных нечувственным содержаниям. Напрасно было бы думать, что аффекты души могут пленяться и возгораться только от восприятия вещей или их протяженных образов. Если даже обычно страсть человека прилепляется к внешней видимости, то это еще не значит, что ею не руководит в этом смутное искание сверхчувственной сущности. Искусство обнаруживает это искание с несомненною определенностью и силою: ибо то, что вынашивает и осуществляет истинный художник, есть всегда обстояние, несводимое к чувственной видимости его произведения. Художественный аффект, приводящий в движение творческую фантазию, всегда глубже своего чувственного повода; так что предметное содержание эстетического произведения никогда не исчерпывается его чувственно восприемлемою материей. Истинный художник ищет не “удачного” выражения и ;не “красивого” сочетания, но красоты: он стремится явить сверхчувственное предметное содержание своего аффекта в виде адекватного, чувственно-единичного образа, “красивость” и “удачность” которого могут быть только порождением сверхчувственного предмета, уловленного в адекватном опыте. Такова природа всего художественного.

Добро есть нечувственный предмет; совесть есть живой орган, открывающий к нему доступ. Поэтому всякий человек, поскольку он не стал жертвой исключительной, сатанинской злобы, поскольку он способен видеть нравственно-лучшее и желать его,— имеет дело с нечувственными, этическими содержаниями, как бы беспомощно и сбивчиво он ни обходился с ними

Далее, и воле доступны нечувственные содержания. Обращаясь к какому-нибудь содержанию и приемля его, воля делает его целью, т. е. предвосхищаемым предметом своих творческих напряжений. Это предвосхищение и творчество может относиться к вещественно-чувственным явлениям, но может возводить душу и к нечувственным обстояниям. Такова, например, воля к истине. Но еще доступнее для обычного сознания воля к добру, также возводящая душу к особым нечувственным содержаниям. Когда добро является искомым, осуществляемым заданием, то душа имеет перед собою проблему объективной ценности своей цели и обусловливает приятие цели именно ее объективною ценностью; она вопрошает о нравственно-наилучшем, совершенном и к нему прилепляет свою волю. Это вовлекает волю в особое ценностное измерение действий и состояний и делает предметом ее особое нечувственное качество, именуемое нравственным совершенством. Нравственное совершенство обретается особым нечувственным органом души, именуемым совестью, и не поддается никакому чувственному восприятию. Совестный акт, имеющий сложную, эмоционально-познавательную, но прежде всего волевую природу, заставляет человека воспринять нравственное совершенство как живую сверхчувственную силу — сначала в самом себе, а потом и в других людях; и на этом пути душа вовлекается в особое, опытное, но нечувственное созерцание мира и привыкает вращаться среди тех содержаний, нечувственный строй которых может быть ориентирован на чувственных явлениях и образах, но отнюдь не совпадает с ними своим строем и своими категориями. Таково, например, обстояние нравственной правоты, побеждающей в жизни вопреки своему житейскому бессилию. Великие созидатели этики всегда утверждали, что совестный опыт вводит душу в новый порядок бытия, как бы ни охарактеризовать этот строй как “дай-монический” вместе с Сократом, или как “нравственный миропорядок” вместе с Фихте, или как сферу “всеобщей воли” вместе с Гегелем, или как “царство Божие” вослед за Христом.

Однако это совсем не означает, что всякий опыт есть чувственный опыт, т. е. что он состоит в восприятии вещи телесными “чувствами”. Бесспорно: всякий чувственный опыт есть опыт: но далеко не всякий опыт есть опыт чувственный. И вот, философия творится именно нечувственным опытом; в этом вторая аксиоме философской методологии.

Философское знание есть опытное знание. Что бы ни исследовал философ, он не имеет другого источника; и в этом его положение подобно положению всякого другого ученого. Философская наука, как таковая, покоится на предметном опыте, т. е. на проверенном, верном, адекватном восприятии изучаемого предмета изучающею душою. Без этого восприятия душа философа остается познавательно-бессильною и некомпетентною. Так, сознание, не воспринимающее чистого, безобразного понятия, не в состоянии формулировать законы логики; душа, отвращающаяся от показаний совести, бессильна судить о добре и зле; суждение о красоте и художественности беспредме.тно и праздно, если орган эстетического восприятия пребывает в бездействии и немощи. Самое обычное, отвлеченное мышление при всей своей “формальности” есть своего рода опыт, и этот опыт нуждается в культуре; именно поэтому так бесплоден спор с некультурным человеком, не привыкшим испытывать неизменную тождественность понятия и принудительность верного силлогизма. Итак, неиспытанное содержание — не познано; неиспытуемое содержание — непознаваемо. Такова первая аксиома философской методологии.

без опыта не могут обойтись и повседневные “дедуктивные построения” в философии; но в них опыт остается случайным, непроверенным и, часто, дурным и убогим. Это бывает особено тогда, когда построяющий ум сознательно разрешает себе пренебрегать опытом и сочетает дедуктивное тяготение с релятивистическою постановкою вопроса: тогда возникают произвольные и беспочвенные комбинации, прикрываемые нередко ссылкою на безысходный “субъективизм” всякой философии. “Можно так построить”, рассуждает беспочвенный комбинатор понятий, “тогда выйдет то-то; а можно иначе,— тогда выйдет другое”. Но как именно необходимо и должно строить, повинуясь предмету,— он не знает и не может знать, потому что опыт его беспредметен и не систематичен. Такие “строители” философских теорий не обходятся совсем без интуитивного опыта; но они не культивируют его предметную основу и довольствуются случайными, мимоходом добытыми данными; они не созерцают, а подглядывают; не испытывают, а похищают; и, подвергая свой скудный материал произвольной и беспринципной перетасовке, они уродуют в корне свои, ни для кого не убедительные, построения.

Подобно этому от опыта не освобождает никакая метафизическая спекуляция. Во всякой подлинной, глубокой философии “спекуляция” покоится на систематическом созерцании предмета; она питается этим опытным восприятием, почерпает из него свое содержание и проверяет себя его показаниями; так что истинный философ дорожит в своем творчестве отнюдь не игрою мысли и не комбинациями понятий, но именно систематическою интуицией предмета. Бывает и так, что это опытное созерцание прерывается или восполняется чисто мысленным — гипотетическим или диви-наторным — напряжением; но именно такие перерывы и восполнения порождают наиболее субъективный элемент всего учения. Аналитическое или синтетическое придумывание всегда рискует исказить, изуродовать предметную ткань теории, и этот риск слишком часто ведет к глубоким искажениям и ущербам.

И вот возникает силлогизм: всякое знание есть опытное знание; всякая философия есть знание; следовательно, вся философия есть опытное знание. Неопытная, сверхопытная философия есть недоразумение или легенда. Известно, что философы не раз пытались утвердить свое знание “независимо от опыта”; об “априорном” знании написано немало исследований. И тем не менее безопытной философии никогда не было и не будет. Именно тогда, когда философ думает, что он освободил себя от опыта, он или предвосхитил его и совершил самообман; или освободил себя от известного, специфически определенного опыта и обратился к другому опыту (например, от чувственного — к нечувственному, от “внешнего” — к “внутреннему”, от созерцающего — к мыслящему); или он освободил себя от восприятия одного предмета, осуществляя восприятие другого; или же уклонился совсем от предметного опыта, удовлетворяясь его беспредметными суррогатами. На самом же деле опыт остается налицо во всех этих случаях; ибо предвосхитить опыт не значит обойтись без него, но значит получить его на неверном, на дурном пути; специфический опыт не перестает быть опытом, а неверный или беспредметный опыт отнюдь не открывает душе сверхопытную сферу. Необходимо покончить раз навсегда с предрассудком “вне-опытного знания”. Философские учения делятся не на “опытные” и “сверхопытные”, а на такие, которые сознательно культивируют предметный опыт, и такие, которые этого не делают. Ибо от опыта не освобождает никакая интуиция, никакое “прозрение”, никакая метафизическая спекуляция, никакая рационалистическая дедукция, То, что обычно называют интуицией или “прозрением”, есть или случайное опытное восприятие предмета, над которым философ не властен, которого он не умеет ни повторить, ни проверить, ни подвергнуть систематическому очищению,— и именно потому беспомощно ссылается на таинственную “интуицию”; или же это есть систематическое, методически руководимое опытное созерцание предмета. В обоих случаях опыт имеется налицо; однако в первом случае философ не владеет им, не организует его, не превращает его в систематически практикуемый .опыт, тогда как во втором случае опытное восприятие становится подлинным, систематически применяемым орудием или методом познания. Это значит, что “интуиция” не только не “освобождает” от предметного опыта, но сама есть не что иное, как осуществляемый опыт; и так обстоит дело не только в философии, но и во всяком религиозном откровении, и в нравственном наитии, и в творческом воображении Художника.

Вне предметного опыта невозможно никакое знание. Каждый ученый посвящает свои силы именно тому, чтобы приобрести и накопить подлинный предметный опыт. Каждый ученый превращает свою душу в хранилище испытанных содержаний. Именно присутствие их в нем делает его ученым, или, вернее, дает ему возможность научного познания. Человек может быть назван ученым лишь постольку, поскольку он превратил свою душу в среду, систематически одержимую предметом; ибо научное изучение есть, прежде всего, систематическая практика предметной одержимости; этим знание не исчерпывается, но именно в этом его начало и его подлинная основа. Вне мобилизованного предметного опыта никакого знания никогда не было и не будет.

Это значит, что содержание предмета должно состояться, обнаружиться, выступить в душе субъекта. Познающая душа должна предоставить свои силы и средства предмету; это необходимо для того, чтобы принять в себя его содержание, дать ему осуществиться в себе. Предмет должен как бы прозвучать своим содержанием в познающей душе; высказаться в ней; стрястись в ней; как бы выжечься в ее ткани; подлинно поприсутствовать в ней так, чтобы душа зажила стихией самого предмета и стала одержимою его содержанием. Только тогда человек может сказать, что он испытал предмет, что он приобрел первую основу всякого знания — предметный опыт.

Как бы ни определять философию, она всегда окажется знанием. Но знание не может состояться иначе, как в форме встречи, или схождения, или соединения между объектом и субъектом. Отсутствие объекта сделает знание лишенным предметного содержания, т. е. беспредметно-неопределенным, и, в смысле истины, бесплодным состоянием души, т. е. незнанием. Отсутствие субъекта оставит предметное содержание субъективно-не-испытанным, не усмотренным, не помысленным, т. е. непознанным. Но для того чтобы знание состоялось, необходимо, чтобы содержание объекта вступило, так или иначе, в пределы субъекта. Ибо знание есть разновидность обладания, имения; чтобы иметь, надо взять, поять; без взятия, по-ятия, не может быть ни по-нимания, ни по-нятия.

философия чужда и недоступна тем, кто не знает или не чувствует различия между бытом и духом, кто исчер пывает свою жизнь бытовыми содержаниями или отдает ее нг служение технике быта. Для таких людей “не существует” ни тоге задания, которое движет философию, ни того измерения, в котором она движется и раскрывается. Быт, слепой для духа, не знает философии и не творит ее; но вправе ли он отрицать ее значение и ее возможность, отправляясь от своей слепоты? Для того чтобы жить философскими содержаниями и, тем более, для того чтобы придавать им форму мысли, человек должен иметь как бы особый орган; или, вернее, душа его должна быть достаточно глубокой для философского предмета, достаточно восприимчивой для философского содержания, достаточно утонченной для философского мышления и достаточно творческой для дела оформления. Каждое из этих свойств, каждая из этих способностей может быть присуща человеку в большей или меньшей степени; и каждая иная комбинация этих сил даст иную творческую индивидуальность. Однако душа, лишенная первой способности, т. е. совсем не живущая на той глубине, на которой впервые открывается наличность философского предмета,— окажется пораженною философской слепотой, а потому и не компетентной в вопросе о бытии, значении и жизненной силе философии

философия есть систематическое познавательное раскрытие того, что составляет самую глубокую основу жизни Сама жизнь в ее истинном смысле и содержании составляет ее источник и является ее предметом, тогда как форма ее, задание, приемы, категории, итоги — все это делает ее наукой в строгом и подлинном значении. Философия родится в жизни и от жизни, как ее необходимое и зрелое проявление; не от быта и не от животного существования, но от жизни духа, от его страдания, жажды и созерцания. И, рожденная духом, ищущим знания, она восходит к его зрелой и совершенной форме — к сознательной мысли, с ее ясностью, систематичностью и доказательностью. Философствовать значит — воистину жить и мыслью освещать и преображал сущность подлинной жизни.

Пейзаж должен быть переосмыслен и поставленв рамки соотнесенности его с бытием человека.Он предстает идеальной позицией для индиви-дуального видения мира. Природа никогда неможет явить себя человеку в своей самости: ужепод его взглядом она всегда очеловечивается,антропизируется. Он ее созерцает, воспринимает,оценивает, превращает в артефакт, ставит в кон-текст собственного опыта и традиции. Понима-ние как ландшафта, так и пейзажа предполагаетпрежде всего онтологическое самоопределениесубъекта, его сращенность с бытием: пробужда-ется осознание того, что судьбы человечества иприроды едины.Природный ландшафт, отображенный впейзаже, служит частью не только внешнего, нои внутреннего пространства человека: он причас-тен к сферам разума, духа. В ландшафте дви-жется не только человек, но и его взгляд, мысльи переживания. Пейзаж являет собой духовное,умозрительное освоение окружающего мира,где в сознании находит место гармония есте-ственного и культурного. Философский аспектвосприятия ландшафта как пейзажа используетсяв контексте конструирования философской пара-дигмы многогранности бытия и человеческогомышления.Пейзаж как идеальный образ ландшафта су-ществует в различных видах и жанрах искусства:в живописи, литературе, графике, архитектуре.Их смысловая ценность подчинена раскрытиюидеи существования природы и человека много-образных формах взаимовлияния. Философскоеосмысление природы соединяется с идеей еепреображения. Каждой эпохе свойственно своеобразное видение природы. Начиная с неолитав пейзажах воплощаются представления о при-роде как сфере действия человека и преобладаюттенденции, присущие именно этой эпохе

Методологическая рефлексия, основаннаяна синергетической парадигме, позволяет ис-следовать ландшафт как сверхсложную открытуюдинамическую систему с внешним источникомэнергии, динамическими связями внутри неё,определяющими ее организацию путем информа-ционного и энергомассообмена между компонен-тами земной оболочки – рельефом, растительнымпокровом, гидросферой и т. д. В то же времяландшафтная оболочка испытывает воздействиеантропогенных факторов

Междисциплинарность как методологиче-ский инструментарий исследования ландшафтапри эпистемологическом рассмотрении предпо-лагает ситуацию выхода за пределы отдельныйдисциплины и взаимодействия различных, об-ладающих своими методами познания. Так, приисследовании географического ландшафта каксочетания различных природных компонентов(рельефа, климата, почв, растительного покрова)можно опираться на такие научные дисциплины,как география, геология, биология, экология, атакже гуманитарные и общественные – филосо-фию, историю, искусство, психологию и т. д. Всеэто осуществляется в рамках фундаментальнойконцепции «природа – общество – человек».Социально-философский аспект исследованияландшафта несет большой мировоззренческийсмысл: природный ландшафт как выражениематерии един и в то же время многообразен поформам своего бытия, составляющим его при-родным компонентам, по его включенности вэкзистенциальные взаимоотношения с человекоми обществом. Это также свидетельствует о егомногомерности. Таким образом, междисципли-нарность как коммуникация дисциплин даетвсестороннюю полноту знаний об исследуемомобъекте; одновременно с этим формируется иособый способ мышления человека

Рефлексивное поле познавательного процес-са, исследования ландшафта и пейзажа включаетв себя такие типы познаний, как междисципли-нарность, синергийность, конвергентность, атакже внимание к ментальному и сакральномухарактеру указанных феноменов

Alfred Korzybski намекает, что язык — всего лишь карта, а реальность — ландшафт. Мы, люди, живем одновременно в мире языка-карты и в мире ландшафта, непосредственной реальности. Нам нужно не забывать отделять одно от другого, но в то же время стремиться, чтобы мир языка отражал мир реальный. Или по крайней мере осознавать, когда отражение искажается, чтобы калибровать свое восприятие соответствующим образом. Потому что если языковой мир неадекватно представляет мир опыта, то человек заблуждается, ведомый ложной картой.Именно осознание наших ментальных абстракций показывает, что наше понимание происходящего часто не имеет даже структурного сходства с тем, что происходит на самом деле.Ведь мы погружены в мир, полный энергетических проявлений, из которых мы абстрагируем непосредственно лишь малую толику. И даже эта малая абстрактная толика уже подвержена «перекраске» со стороны нашей нервной системы.Абстракция — это упрощение, но она позволяет нам выстраивать сложные взаимодействия.Когда нам кажется, что мы реагируем на то, что происходит в реальности, на самом деле мы реагируем на интерпретацию происходящего. Как бы прискорбно это ни звучало, человеческая жизнь — непрерывная абстракция, на том или ином уровне. И это нормально, этот процесс сродни пищеварению, только ментальному.

Язык, который мы используем, определяет нашу форму жизни. Мир, который мы видим, определяется и наделяется смыслом с помощью слов, которые мы выбираем. Короче говоря, мир — это то, что мы о нем думаем, а думаем мы обычно при помощи языка, потому что он может быть не только проводником нашего общения, но и способом кодирования мыслей.Получается, что язык играет в нас. Ведь наша жизнь складывается в формы, которые выбирает для нас язык, эта общественная надстройка, существующая априорно для любого человека. Ludwig Wittgenstein сравнил реальность с языковыми предложениями (propositions) и утверждал, что именно форма предложений определяет форму нашей реальности, а не наоборот.Привычки мышления, которые формируются в нас с помощью языка, тянутся далеко вглубь истории. И эти привычки мешают нам оценивать мир объективно. В результате точность слов притупилась, если они вообще когда-либо были точными.Истина в том, что жизнь на самом деле состоит из невербальных фактов. Не существует одного и того же невербального факта, они перетекают один в другой, смешиваются, конденсируются — словом, постоянно меняются. А вот в языке у нас всё каменно и относительно стабильно. Для каждого факта найдется свой ярлычок, который будет неизменен. Называя что-то, мы творим абстракцию, то есть возводим частный случай в какую-нибудь из общих категорий, которые любезно подсовывает нам наш язык.Именно в этом и кроются ниточки влияния на нас языка. Чем больше мы производим абстракций, тем марионеточнее становятся наши мысли: наша картина мира начинает висеть на шнурочках концепций, данных нам свыше языком.И мы ничего не можем с этим поделать. Не получится протестовать и обрезать нитки, которые держит кукловод, чтобы провозгласить себя свободной и независимой куклой. Потому что отказаться от влияния на нас языка равно уйти в джунгли и стать Маугли, животным в человеческом обличии.

Экзистенциональные проблемы — смысложизненные проблемы человече-ского бытия — не могут быть решены накоплением богатства, экономическимростом и усилением технического могущества человека. Без радикального пе-релома в философии жизнеустройства, в смысложизненных ориентирах бытиялюдей все действия по искоренению насильства, агрессии, терроризма неиз-бежно обречены на провал. Изменение мотивационных ориентаций субъектов,провозглашение мудрости важнейшим качеством человеческой деятельностиявляется необходимым условием стратегии выживания человечества. Парадиг-мальная система ценностных ориентаций в формате духовного капитала являет-ся залогом мудрого самосохранения.

интерес есть самопоиск истины выбороч-ным методом альтернатив, поскольку нельзя руководствоваться лишь иррацио-нальной сферой сознания, которая отвечает манипулятивному настроению,страсти. Поэтому такой самопоиск истины должен быть рационально аргумен-тированный, логически взвешенный и умеренно завершенный.Известный французский просветитель Д. Дидро писал, что «рассужденияили сравнение двух предметов предполагает некоторый интерес к их сравне-нию. Этот интерес вытекает из желания быть счастливым, источником которогослужит физическая чувствительность» [4, c. 368]. Свои мысли относительногносеологического подхода к категории «интерес» выражал и И. Кант, которыйговорил, что «какой-либо интерес портится суждением вкуса и мешает его бес-пристрастности [5, c. 356]. Именно человеческий интерес открывает магист-ральное направление к познанию сущности вещей в естественном процессе какпоиск и выбор инновационных идей благородного характера

Гносеологический аспект интереса говорит о его субъективности как иде-альном стимуле общественной жизни. Дж. Локк в свое время отмечал: «Все лю-ди склонны к ошибкам и испытывают соблазн ошибаться под влиянием страстиили интереса. Наиболее часто люди пользуются своим умом в той мере, котораясоответствует их настроению, интересу или страсти» [3, c. 204]. При этом «...интерес и страсть ослепляют. Привычка аргументировать односторонне, даже вущерб своим убеждениям, затмевает разум и постепенно оставляет его способ-ности ясно распознать между истиной и не истиной»

Социальным конструктивом духовного движения в феноменологии мудро-сти является интерес. В контексте социально-философской традиции методоло-гически сформировались гносеологический, аксиологический, мотивационныйи деятельностный подходы к видению интереса в феноменологии мудрости.Именно в интересах содержится духовный момент истины как познания техсоциальных условий, которые воспринимаются неполно и неадекватно. В этихусловиях интерес является мотивационной силой сознания, который возбуждаети стимулирует человека к активным действиям в развитии научного познания.

Учет как положительных, так и отрицательных проявлений познания под-водит к мысли, что его нельзя отрывать от целостности познающего человека.Знание может иметь сугубо информативный характер, характер внешней осве-домленности и не затрагивать глубинных интересов мудрого человека. Такоезнание легко превращается в средство деятельности и даже на товар.

Познание является органической составной мудрой жизнедеятельности.Благодаря познанию мудрый человек получает возможность относиться к дей-ствительности сознательно, со знанием, оценивать ее, понимать и увеличиватьсвои жизненные возможности. Но акцентирование лишь на положительной сто-роне познания было бы проявлением одностороннего подхода к нему.Видение знания и познания в негативном аспекте засвидетельствовано так-же древнегреческими мифами (в частности, о царе Эдипе) и известной ренес-сансной легендой о докторе Фаусте. Французский философ А. Бергсон объяснялотрицательные аспекты познания его ограниченностью, фрагментарностью,тем, что знание рассекает целостность бытия и поэтому неизбежно его механи-зирует, убивая мудрую жизненность

Мудрую истину как многогранный социальный процесс нелегко понять вовсей умственной полноте. Поэтому нередки, а скорее типичны, односторонниеподходы к ней, которые могут превращаться в позицию:• догматизма — преувеличение значения устойчивого, неизменного эле-мента в познании, стремление считать полученные знания абсолютной истиной;• релятивизма — преувеличение значения изменчивости знаний, провоз-глашение всех знаний относительными;• утилитаризма — возведение в ранг истины тех знаний, которые на дан-ный момент оказались оправданными и полезными;• нормативного отношения к истине — истина недостижима, однако сле-дует выделять в познании то, что является наиболее оправданным и приниматьего в качестве истины.

Мудрость как одно из свойств разума отличается способностью целесооб-разно использовать знания, учитывая конкретную ситуацию, находить способырешения проблем, опираясь на чужой и собственный (жизненный и подсозна-тельный) опыт. Мудрость характеризуется моральной духовностью, приобще-нием к высшим жизненным, общечеловеческим ценностям, возвышением надограниченностью частных и преходящих интересов. В отличие от жизненноймудрости, проявляющейся в способности принимать адекватные решения всложных жизненных ситуациях, философская мудрость выявляется в том, чточеловек, взвешивавая все «за» и «против» какого-либо, особенно важного, ре-шения, ответственно (мудро) относится к принятию однозначного решения сточным предвидением отдаленных и опосредованных последствий принятыхрешений и общей стратегии собственной самореализации, что предусматриваети применение эффективных средств их предупреждения. Не случайно многиефилософы-мудрецы призывали к пассивному образу жизни, к созерцанию (илии вели такой образ).

дин из существенных изначальныхсмыслов мудрости связывался с психической трансформацией субъекта знанияна пути восхождения (рационалистического, экстатического и др.) субъектив-ного духа к Абсолюту

Мудрость (греч. — sophia, лат. — sapientia, инд. — prajna, др.-перс. —mazda, кит. — чже, евр. — hokma) – понятие, обозначающее высшее, целост-ное, духовно-практическое знание, ориентированное на постижение абсолютно-го смысла бытия и достигаемое через духовно-жизненный поиск истины субъ-ектом знания. Большинство определений мудрости, встречающихся в этико-философской традиции, подчеркивают в ней именно момент высшего знания вего ценностном выражении. В античности мудрость рассматривалась как однаиз четырех фундаментальних добродетелей (наряду с умеренностью, справед-ливостью и мужеством)

тот, кто мыслит в нас, является не нами самими, а неким безличным началом, которое Хайдеггер назвал das Man, отталкиваясь от немецкой грамматической конструкции man denkt, man will (дословно: «думают» и т.д.; английский they think, француский on pense). Иными словами, на самом деле не мы думаем, но das Man думает сквозь нас, закладывая в нас траектории conventional wisdom (конвенциональной мудрости) или отклонения от неё.

есть идея: этическая причинность. Люди поступают различным образом, и за добрым поступком тянется след добрый, а на подлость, равнодушие и пр. - ответом тянется след последействий. Совокупность этих следов прядет историю, в конце концов - макроисторию, создавая иллюзию объективной необходимости, которая есть совокупность множества субъективных волений.

Я сделан из такого вещества,Из двух неразрешимых столкновений,Из ярких красок, полных торжества,И чёрных подозрительных сомнений.Я сделан из находок и потерь,Из правильных идей и заблуждений.Душа моя распахнута как дверь,И нет в ней ни преград, ни ограждений.Я сделан из далёких городов,В которых, может, никогда не буду.Я эти города люблю за то,Что люди в них живут и верят в чудо.Я сделан из недаренных цветов,Я из упрёков, споров, возражений,Я состою из самых длинных слов,А также из коротких предложений.Я сделан из бунтарского огня,Из силы и могущества горений,Я — из удач сегодняшнего дня,Но большей частью всё же из падений.© Сергей Сарычев

для меня вечность это завершенная статичная форма в которой живое прорывает ходы в разные стороны. как-то так она видится.и на мой взгляд любое хорошее познание это трюк по временному вытягиванию себя из времени за волосы. переход от описания причин и следствий к обнаружению более широких связяй между проявлениями сущего.

Антивоенные кампании не заканчивают войны. Ни одна из войн, о которых я говорил, не закончилась благодаря антивоенному движению. Войны заканчиваются по другим причинам...Но если это так, то в чем роль антивоенного движения?...Первое, чего может добиться антивоенное движение, это создать пространство для выражения альтернативной точки зрения. Пространство, в котором люди, которые не аплодируют войне, могли бы думать, говорить и действовать. В начале любой войны подавляющее большинство населения кричит войне «ура». Поэтому первое, что вы можете сделать, — это показать, что не все согласны с такой позицией. Просто показать, что другая позиция существует, и все....Важно понимать, что эта первая стадия «одиноких голосов» может длиться годы....Второй шаг развития движения — это формирование небольших сообществ людей, не согласных с войной....каждый, кто переживает войну как трагедию, чувствует себя в совершенной изоляции, одиноким и бессильным. И в таком состоянии очень важно найти своих. ...Шаг третий: сдвиг общественного мнения ...Принять ответственность и создать пространство для будущего У антивоенного движения есть и еще одна важная задача. Это задача на отдаленное будущее, но она тесно связана с тем, что происходит прямо сейчас. Когда война закончится, во многих областях общественной жизни будут нужны люди, которые с самого начала выступали против войны....То есть антивоенное движение фактически создает пул людей, которые однажды смогут провести страну в будущее. ...Сейчас стоимость войны скрыта от людей, и люди, которые ей аплодируют, не очень понимают, во что конкретно им это обходится. Если вы хотите получить их поддержку, сделайте стоимость войны очевидной. ...Так что, я думаю, вам тоже придется просто оставить украинцев в покое на какое-то время. Просто перестать быть фактором в их жизни. Те россияне, которые выступали против режима и против войны, сейчас могут ожидать от украинцев какого-то понимания. Но сейчас не время требовать понимания. Я думаю, что самым нормальным после войны для обеих сторон будет оставить друг друга в покое на несколько лет, позволить времени проделать свою работу. А потом связи начнут восстанавливаться.

Вывод однако - вовсе не традиционный "ничего поделать нельзя, мы люди маленькие". Почему ничего не поделать? Поделать. Только поделать то, что в твоих силах. Может быть стоит поработать над некоторыми своими слабостями. А то и правда за годы сидячей работы обрюзг несколько. Может быть стоит обратить внимание на положение в твоей семье. Кто под ударом, кому помочь изменить своё положение, если старое нестерпимо, у кого разум воспламенился. Если тут всё в порядке, можно обратить внимание на ближний общественный круг. Да начать с поиска тех, с кем имеет смысл разговаривать, а не с тех, с кем наоборот. Если уж и на это хватило сил, то можно и дальше подрасти. Конечно, не обязательно делать всё в строгом порядке, но приблизительные приоритеты скорее такие.

А ещё в этом романе совершенно потрясающее определение дьявола: "Я состою из маленьких сожалений в жизни. Ну, как если бы ты, каждый раз подходя к развилке на своём жизненном пути, выбирал бы другую дорогу. Что бы произошло? Кем бы ты стал? Вот что такое дьявол".

Возможен ли необесценивающий юмор?По-моему любой юмор обесценивающий по сути своей

применительно к людям понять можно совершенно всё что угодно. однако бывают случаи, когда понимание прямо вредит понимаемому. хуже того: иногда понимание может повредить понимающего. нет, конечно, надо понимать, да и куда деваться?но также надо понимать, когда понимать не надо.

Возможно, вы понимаете правильно, но я об этом не говорил

Прошлое непоправимо; прошлого не существует. Это то самое абсолютное ничто, небытие, о котором часто говорят. Его нельзя исправить именно по этой причине.Исправить можно настоящее — в настоящем только в памяти сохраняется прошлое, и если изменить себя — оно перестанет быть актуальным. Это единственное, что можно сделать с небытийным прошлым — составить план на будущее, в котором ты изменяешься и становишься не тем, кто мог бы совершить то, что совершено в прошлом.

- Я уже говорил и не раз, что ни один ответ — не полный (как и ни одна реальность), он всего лишь выделяет предпочтение и смысл для говорящего.- Я люблю говорить, что одна из важнейших риторических фигур — это фигура умолчания.Этой несколько противоречивой формулировкой я подразумеваю, что ответы различаются не только тем, что в них сказано, но и тем, что в них умолчано (т.е. додумывается по надобности).Умолчание — это и вообще необходимый атрибут речи, без него никакая человеческая речь не была бы возможна. Но уж если говорить о "полных ответах" (не адаже, а репликах в диалоге), то без умолчания и вовсе не так.Неполный ответ — это тот, в котором не о том умалчивается. И именно активно умалчивается (а не выпущено).

У моего отца, ветерана труда и летчика экстра-класса, способного в полярную ночь посадить самолет на поляну в тайге, была одна интересная особенность.Первое же мнение, замаскированное под факт, он принимал как единственно верное и непреложное.Например, еще в училище, один начитанный курсант сказал ему, что «Три товарища» Ремарка – лучшая книга на свете. Отец ее тут же прочел – и больше к книгам не притрагивался, вообще. На любые рекомендации он говорил: «Хочешь сказать, что это лучше «Трех товарищей»? Нет? Ну и зачем тогда ее читать?».Он не смотрел фантастику: кто-то авторитетный из его окружения однажды ляпнул «Фантастика это враньё» – и всё, как отрезало. Однажды нам довелось вместе посмотреть по телевизору «Люди в черном». Мы оба смеялись, отлично провели время. Я потом высказался в том смысле, что видишь, мол, фантастика бывает разной, а он помрачнел, подумал немного, и ответил: «Это не фантастика, это комедия».В общем, всё в таком духе:Лучшая машина – новая, даже если она прямо с завода требует ремонта. Генри Форд не мог ошибаться.Лучший табак – в «Беломоре», даже если от него постоянный бронхит. Иначе почему его курил самый умный преподаватель в училище?Переубедить его было невозможно, донести до него что-то новое - нереально.На 25-летие отец вручил мне электронную записную книжку – если кто помнит, были такие черные пеналы с клавиатурой, обычно фирмы «Casio».К тому времени электронными записными книжками давно никто не пользовался, у всех уже были сотовые телефоны, способные сохранять номера, адреса, заметки, и даже потихоньку выходить в интернет.У отца тоже был такой телефон. И у меня был.Но он все равно потратил целый день и объездил весь город, чтобы в каком-то почтовом киоске на самой окраине найти эту копеечную вещь. Такую книжку он видел в начале 90х у знакомого уважаемого бизнесмена, и теперь, когда его сын получил диплом, женился, и открыл своё дело, вручил ему эту солидную статусную вещь. На полном серьезе, безо всякого подтекста.Хвала небесам, мне хватило такта и совести, чтобы не смотреть коню в зубы, а с благодарностью принять подарок, увидев в нем символ отцовского признания.И вместе с тем мне было очень обидно. Не за ненужную и неудобную вещь, которой я никогда не воспользуюсь, а за отца, которому кто-то когда-то давным-давно сломал критическое мышление и умение смотреть на мир своими глазами и судить о вещах своим умом. Иногда я представляю, насколько тяжко жилось ему в странном однобоком мире, что он создал внутри себя – и грущу о том, что не имел никакой возможности помочь ему оттуда выбраться.

Почему нет детерминизма и почему был неправ Лаплас? Почему не может быть двух одинаковых кристаллов одного и того же химического соединения?Ответ нам предлагает статистическая механика: всё дело во флуктуациях, или малых изменениях температуры, давления, плотности, энтропии (то есть того, что принято называть функциями макросостояния термодинамической системы — состояния больших групп частиц вещества). Собственно, существование таких функций для рассматриваемой системы есть признак того, что она является термодинамической. Даже в определении трд системы как таковой участвует понятие температуры (я имею в виду так называемое нулевое начало термодинамики).А бывают ведь и такие системы, которые не могут считаться термодинамическими. Например, вселенная целиком вследствие наличия гравитации не может рассматриваться термодинамической системой. Действительно, что нам может дать средняя температура по вселенной? Ничего физически осмысленного. Я помню, даже видел где-то аналог энтропии для гравитирующей системы частиц, нечто совсем не похожее на обычную энтропию. Если очень захотеть и покопаться у меня в давних записях, то можно найти, я точно на этот материал ссылался раньше.Я какое-то время назад полемизировал с одним верующим сторонником энтропии, который почему-то думал, что проявление флуктуаций есть нечто магическое, с чем надо просто-таки-напросто-таки нещадно бороться. Не знаю, мне так не кажется. Мир таков, каким его создал Бог. Мир красив и сложен. И флуктуации добавляют в нашу картинку много интересного. Например, второе начало, о ужас, может кратковременно и локально нарушаться. У моего оппонента было нечто вроде когнитивного взрыва, когда он узнал об энтропийной асимптотике. Много в нашем мире интересного. И чем больше мы узнаём о нём, тем больше поводов у нас восторгаться величием Творца и Его замысла.Так вот, получается, что даже при всех идеальных условиях (при отсутствии примесей и инородных частиц в растворе и при точном повторении начальных условий роста), нельзя вырастить два совершенно одинаковых по форме кристалла уже в силу того, что проявляются тепловые флуктуации, не говоря уже о других факторах."Флуктуации условий роста вызывают в кристалле термические и механические напряжения. К последним особенно чувствительны кристаллические зародыши. Одно тепловое движение способно деформировать зародыши, благодаря чему возникают дислокации, которые затем переходят в растущий кристалл."

Собаки не узнают себя в зеркале. Те, что побольше, пытаются играть со своим отражением. Те, что поменьше, заливаясь лаем, бросаются на выдуманного врага. Не так ли и люди ведут себя, не понимая, что окружающий мир - их и только их отражение? Одни с ним играют, другие ненавидят, боятся (атакуют, провоцируя таких же обывателей на ответную агрессию)... А в него просто можно смотреться. Посмотрите в окно - это Вы, ваш внутренний мир. Не нравится - заплачьте над собой, омойте душу свою слезами, оглянитесь и рассмотрите хоть какую-то красоту, зацепитесь за неё, за самое светлое в себе. Пытайтесь удерживать на нём взгляд изо дня в день. Скоро вы увидите как оно, красивое, растёт. Вы будете замечать красоту чаще и чаще. И, главное, помните, это - Вы.

Хочу такое мироустройство, которое было бы заточено на отыскание и раскрытие способностей. И чтобы сам факт такого отыскания, раскрытия и использования был, ну пусть и не почетен, ладно — но хоть рассматривался как общественно значимая цель.

“Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь"

Самое точное определение любви, что я встречал, формулировалось как "Любовь - реставрация иконы".Ярче всего это проявляется в любви к близкому человеку, когда с заботой и уважением берешь на себя ответственность за проявление того света, что в каждом человеке заложен Господом.И, если получилось, у человека появляются крылья...Интересно в этом определении то, что и к врагам оно применимо.Когда обращаешься к господнему в человеке, Он всегда отзывается.

Дело в том, что само понятие "что такое деньги" можно переформатировать в развернутое предложение: деньги — это вероятностная величина субъективной оценки будущего состояния некоторой системы (системой может быть как отдельный индивидуальный ваш сосед, который просит у вас в долг 100 рублей до получки так и состояние компании, отрасли, и тыды)Несмотря на кажущуюся абсурдность (ведь фактически мы постулируем, что деньги — это количественная мера нашего доверия ) у этого постулата имеется абсолютно физическая база: все процессы производства благ так или иначе растянуты по времени. Урожай в следующем году может взойти а может нет, чтобы сделать автомобиль завтра купить комплектующие нужно было погода назад и тд и тпТак вот любой инвестор, оценивая риски вложения средств всегда ориентируется на свое собственное представление о том, что будет с его активом через какое-то время. На этом, в сущности, и стоит рынок долговых активов

Ничто так не разоблачает, как образ желаемого будущегоКогда-то, уже давно, я проводил опросы случайных людей на тему «если бы вы жили вечно, то чем бы стали заниматься; если не в вечности, то хотя бы на ближайшую тысячу лет». Мне было ужасно интересно, что влечёт людей и всё такое. И ведь не самых ничего-не-хотящих спрашивал. И был крайне разочарован тем, что все без исключения, подумав и порассуждав, заявляли, что не хотели бы жить вечно. Я даже подумал было, что они запутываются в тенетах размышлений, что такую глупость говорят, и переспрашивал, что «ведь это означает, что вы хотите умереть, так?» Но они, как ни в чём ни бывало, соглашались, что да. Я прекратил свой опрос в полном недоумении – да как же так? Ну и осадочек, как грицца, остался. Я затруднялся сформулировать, что за осадочек такой. Но вот вы и сформулировали.

Ладно, вот вам мой любимый коан из книги Алана Уотса "Путь дзен":Книга "ЧуэнДэн Лу" передает очаровательный рассказ о встрече Дао-синя с мудрецом Фа-юнем, который жил в уединенном храме на горе Нью-тоу и был таким праведником, что птицы подносили ему в дар цветы. Во время их разговора зарычал дикий зверь, и Дао-синь вскочил на ноги. Тогда Фа-юнь заметил: "Я вижу, это еще есть в тебе", – подразумевая, вероятно, инстинктивную "страсть" – (клеша) страх. Вскоре после этого, оставшись один. Дао-синь начертил китайский иероглиф "Будда" на камне, где Фа-юнь имел обыкновение сидеть. Вернувшись, Фа-юнь захотел сесть, но увидел сакральное Имя и не решался сесть. "Я вижу, – сказал Дао-синь, – это еще есть в тебе". При этих словах Фа-юнь полностью пробудился... и птицы перестали носить ему цветы....Второй ответ чуть иной: кто такой истинный праведник? Истинный праведник не похож на праведника; не похож он и на грешника. Истинный праведник тот, в отношении которого вопрос о праведности просто не возникает. В этом смысле птицы даже не осознали, а скорее почувствовали, что приношение цветов просто неуместно....У американцев есть поговорка "если у тебя в руках молоток, то все вокруг - гвозди". Про интеллектуалов можно сказать, что если у них в руках микроскоп, то все вокруг - гвозди....Стоит ученику задать свой вопрос, мастер тут же дает ответ, исчерпывающий существо вопроса; наставник прибегает к самым разнообразным способам научения, вплоть до объявления черного белым, ведь в заблуждающемся сознании ученика все тоже перевернуто вверх ногами. Другими словами, поскольку ученик полностью лишен ясного понимания действительного существа буддизма, понимания истинного приложения буддизма и соблюдения его предписаний, все первоначальные попытки ответа на вопрос отвергаются мастером, несмотря на то что ученик порой может давать точные интеллектуальные ответы на коан. Мастер до тех пор отвергает ответы ученика, пока тот не вырастет духовно настолько, чтобы удостоиться одобрения. Вновь и вновь приходит ученик к мастеру, задавая ему все тот же, пусть порой по-другому сформулированный, вопрос, и с каждым новым приходом крепнет его убежденность в своей правоте, пока однажды ответ не взорвется в нем ослепительной вспышкой. Тогда ученик идет к учителю, не заботясь, согласится тот с ним или нет, потому что теперь он знает всем своим существом: его ответ единственно верный....«Каким образом и когда приходит постижение; по каким признакам мастер оценивает состояние ученика?» Ответить на него нетрудно. Когда ученик просто живет, не помышляя ни о себе, ни о другом, исполняя должное без страха, но и без чрезмерного восторга, не обращая внимания ни на похвалу, ни на порицание, вызванные его поступками, тогда учитель знает, что ученик вернул себе свою изначальную истинную природу, свое истинное «я». Жизнь его тогда можно уподобить крутящемуся волчку: снаружи он стремительно движется, в центре — покоен и недвижим.Соблюдать заповеди ради нравственности как таковой так же плохо, как не соблюдать их вовсе. ...Наиболее серьезная опасность, таящаяся в заповедях, — в их специфической способности создавать духовную гордость, что также ставит мастера перед необходимостью грубого, даже «дурного» обращения с учеником. Когда заповеди преодолены настолько, что сама аморальность становится моральностью, тогда они перестают существовать как таковые, поскольку ученик становится их живым воплощением. Достигший этой стадии ведет нравственную жизнь, но не в состоянии объяснить почему, просто сама его природа заключается в этом. Таково истинное соблюдение заповедей.Дзийю Кеннетт "Водой торгуя у реки: руководство по дзэнской практике"

У нас в стране происходит самая тяжелая гуманитарная катастрофа последних 80 лет, во всех смыслах, и что же мы видим, или вернее не видим?Я встречал гуманитарные склады и кухни в спортзалах, подвалах офисов, школьных столовых, конюшнях и моллах.Но никогда не видел и не слышал, чтобы они были в церквях или монастырях.Центры эвакуации? Бесплатная раздача еды? Центры психологической поддержки? Координаторы волонтеров? Организация поставок через границу, черт возьми?Кто угодно, только не товарищи в рясах.Такое ощущение, что их нет, и все эти огромные халабуды стоят брошенными именно в тот момент, когда они понадобились.Честно говоря, я не представляю, как такое может быть, но факт остается фактом. Церковь эту войну проиграла начисто, независимо от того, кому она подчиняется.- я вижу не так мало священников, которые пытаются что-то делать и часто успешно. Но какой-то организации, за ними стоящей, я не вижу: все разрозенно и держится на подвиге отдельных людей.Так что церкви как организации проигрывают несмотря на то что кто-то определенно будет прославлен в лике святых, явно или неявно.

Вопрос эмиграции, если говорить всерьез, это вопрос о смене идентичности. Уезжать из страны, сохраняя идентичность гражданина этой "страны отправления" или человека этой культуры - значит, в большинстве случаев, обрекать себя на существование ущербное и неполноценное. История России изобилует примерами такой жизни в эмиграции, а хоть чему-то же история должна учить. А значит, уезжая лучше прощаться с идентичностью прежней и примерять на себя новую. Именно поэтому хорошо интегрируются дети, увезенные в раннем возрасте или родившиеся уже после отъезда. Можно пробовать усвоить себе идентичность страны и культуры, в которую ты приезжаешь и в зрелом возрасте, - таких примеров немного (и в одних странах, как например в США, порог входа в разных смыслах ниже, в других, как например в Британии, выше или непреодолим), но они есть.Но вот в случае усвоения чужой национальной идентичности, кажется, есть проблема, которая мне кажется серьезнейшим препятствием. И тут мы переходим к теме ответственности.Много сказано о том, что быть частью общности, значит принимать на себя ответственность за темные страницы ее прошлого. Когда речь идет о своей стране, этот тезис выглядит довольно очевидным: невозможно всерьез разбираться с наследием советского гостеррора, не пытаясь понять это как свою проблему, заглянуть в голову к палачам или тем соотечественникам, которые палачество поддерживают. ...И при всей отвратительности советского государственного террора, я примерно понимаю, что в голове у носителя этих "ценностей" - у меня есть такие родственники/одноклассники/знакомые. И, шире, я примерно понимаю, как устроена "русская тьма", что в голове у гопника, сидящего на кортах, у пьяницы на лавочке - с одной стороны. С другой - понимаю невнешним образом, как устроена русская имперскость и почвенничество, я бредил в юности Достоевским и увлекался русским православием в самых разных его проявлениях.А вот могу ли я примерить на себя "тьму" чужой нации и культуры? Ведь по этой логике всерьез примеряя на себя, к примеру, немецкую идентичность, нужно быть готовым принимать на себя ответственность за нацизм и "немецкую тьму", понимать, что и как устроено в голове у современного немецкого нациста, да и просто у немецкого гопника. А при всей моей любви к немецкой культуре, самый сильный опыт встречи с Другим в плохом смысле этого слова я пережил, оказавшись однажды в Берлине в вагоне берлинского метро с нетрезвыми немецкими футбольными болельщиками. В голове вдруг неожиданно всплыли давно забытые детские впечатления от фильмов про фашистов, и я понял, что в глубине головы у меня по-прежнему сидит целый пласт вот этого вот. Я очень люблю британскую культуру и в общем немного ее знаю - но готов ли я брать ответственность за британский колониализм, рефлексы имперского сознания, британское классовое снобство? США нация эмигрантов, там с этим все проще и все же, по-настоящему становиться американцем, значит примерять на себя "бремя белого человека", понимая, что благодаря цвету кожи ты часто оказываешься в привилегированном положении, в которое вшито очень много крови и вины, но эта вина для меня совершенно чужая. И так далее.Николай Эппле из тг канала "Никогда/Снова"

«...Людвигу досталось огромное наследство, сотни миллионов долларов по нынешним ценам. И что же он с ними сделал? Раздал «бедным австрийским художникам». Это был анонимный дар, но теперь о нём известно, поскольку Витгенштейн — великий философ. Он передал наследство знакомому редактору в Инсбруке, умному и образованному человеку, предложив тому самому решить, кому его передать. Деньги достались Рильке, Георгу Траклю, Адольфу Лоосу, Оскару Кокошке и многим другим. И дело не в том, что Витгенштейну нравились их работы, — наоборот, если бы они ему нравились, это уже было бы не благотворительностью, а попыткой утвердить собственную позицию, собственный вкус в искусстве, то есть корыстным жестом. И это противоречило бы протестантской этике и этике самого Людвига. Его родные поступали так же: сестра всю свою жизнь жертвовала огромные суммы организациям, работавшим с бездомными. Правда, только Людвиг поддерживал творческих людей, но зато он приказал отправить обратно все их благодарственные письма, сказав, что знать ничего про них не желает».

Те, с кем я общался после начала войны, потухли. Буквально. Все, что они знали и любили, весь старый Харьков потерял смысл.Как можно после февраля рассказывать о том, как по приказу из Москвы строили Госпром? Или про то, как наши проходчики потом поехали делать метро в тогдашнюю столицу? Как делали Т-34 в прошлую войну?Вся, вся старая история бессмысленна, ее теперь невозможно рассказывать. Это не запрещено — просто невозможно. Она отошла, осталась где-то там, в нулевых. И ее знатоки вместе с ней.Прошлое время прошло.Гамлет, Розенфельд, Комаровский. Бушвокер.А новая история только пишется и новый город только возникает.И никто пока не может сказать какой он будет.Точно другой....И это еще не начали ломать, еще не упал Пушкин в начале бывшей Немецкой.

По мне после 24.02 все - фантастика.И настоящее, и будущее, и прошлое.Все превратилось к антиутопию, написанную каким-то бездарем и неучем. Очевидно же, что так не может быть по мильону причин